Яков. Воспоминания (СИ)

Но по пути меня остановил господин Трегубов, тоже покинувший веранду и обосновавшийся в одиночестве в гостиной с книгой в руках.

— Яков Платоныч, — окликнул он меня, откладывая книгу. — Присядьте, Яков Платоныч, присядьте.

Я уже достаточно обижал начальника на сегодня, поэтому предпочел остановиться и опуститься на диван.

— Отдохните, переведите дух, — дружелюбно продолжил Николай Васильевич. — Надо признать, собачья работа у Вас, Яков Платоныч. Но Вы прекрасно с ней справляетесь. Кофе хотите?

— Нет, благодарю, — ответил я ему.

Похоже, начальство находится в добром расположении духа, и настроено сочувствовать. Только вот я в сочувствии не нуждаюсь, в том числе и от сильных мира сего. И работу свою, какая она ни есть собачья, люблю и уважаю.

— Ну, докладывайте, — сказал Трегубов, прихлебывая кофе. — Что мы имеем?

— У нас всего лишь пять подозреваемых, — ответил я ему, не скрывая иронии. И продолжил уже серьезно: — Каждый из них находился в парке в момент выстрела, и у каждого из них был мотив и возможность убить Гребнева.

— Ну, и какие мотивы? — поинтересовался Николай Васильевич.

— У Семенова ревность, — принялся перечислять я, — Тропинин ради наследства Елены Николавны. Могла убить и Ольга в порыве гнева. Дочь управляющего, из-за того, что Гребнев бросил ее беременную. И сам управляющий Григорий, из-за махинаций с князем Разумовским.

— С князем? — встревожился господин Трегубов до такой степени, что отставил недопитый кофе и пересел ближе ко мне.

— Да, еще и князь, — ответил я, предвидя, какая реакция будет на мои слова. — Он вчера приезжал сюда с госпожой Нежинской, но поспешно уехал, так и не досмотрев спектакля. Я предполагаю, что управляющий продавал ему лес Алексея по заниженным ценам.

— Что? — возмутился полицмейстер, осознав, что я намерен обвинить Его Сиятельство в мошенничестве.

— Я уж распорядился, — сообщил я ему. — Их скоро доставят сюда.

— Зачем? — на лице господина Трегубова отражалась вся гамма испытываемых им эмоций, от ужаса до ярости.

— Допросить, — прикинулся я добросовестным служакой, — как и всех остальных.

Николай Васильевич взглянул на меня едва ли не с отвращением. В мой театр он не поверил ни на миг, но и изменить уже ничего не мог.

— Ну, это, увольте, без меня, — произнес он и даже пересел обратно в кресло, будто подчеркивая, что не хочет иметь со мной ничего общего.

— Ну, это как Вам будет угодно, — усмехнулся я его трусости. — А я, с Вашего позволения, продолжу свою собачью работу.

— Я высоко ценю Вашу работу, — крикнул мне вслед господин Трегубов, до которого лишь сейчас, видимо, дошло, как прозвучали те его слова. — Действуйте.

Но снова я не успел никуда дойти. Неожиданно со второго этажа, со стороны хозяйских комнат, послышался голос Тропинина, громко призывающего на помощь. Мы с Трегубовым бросились вверх по лестнице. Елена Полонская лежала на кровати в своей комнате без чувств. В головах на прикроватном столике наполовину пустой пузырек со снотворным, поясняя случившееся.

Антон Палыч, срочно призванный как ближайший доктор, осмотрел Полонскую, посчитал пульс.

— Она приняла слишком много снотворного, — сказал он нам. — Пульс едва прощупывается. Господа, необходимо промывание, иначе возможен летальный исход.

— Немедленно в больницу! — приказал полицмейстер. — Пролетку к крыльцу!

— Ульяшин, заберите снотворное, — велел я. — Нужно будет снять отпечатки пальцев с флакона. И городовых сюда.

Городовые, подгоняемые господином Трегубовым, вынесли бесчувственную Полонскую на крыльцо и погрузили в пролетку. Следом за ней в экипаж запрыгнул Тропинин. Видно было, что он в ужасе от происшедшего. Но, увы, хоть я и понимал его чувства, он по-прежнему являлся для меня подозреваемым, и я не мог допустить, чтобы он покинул имение.

— Господин Тропинин, — окликнул я его, — Вы не можете покинуть поместье до окончания дознания.

— Я не могу оставить ее одну! — возмущенно возразил он.

— Вы не можете ничем ей помочь, — продолжил настаивать я. — Ее доставят в больницу без Вас.

— Господин полицмейстер! — разгневанно обратился Тропинин к Трегубову, требуя от него, по-видимому, окоротить зарвавшегося подчиненного.

— Вы знаете, по-моему, господин следователь прав, — неожиданно поддержал меня Николай Васильевич.

— Нет, это невозможно! — воскликнул Тропинин. — Я должен быть с ней! Я не могу положиться на Ваших олухов!

— Если Вы настаиваете, Елену Николаевну сопроводит… — я оглянулся, надеясь увидеть Чехова, но на глаза попался Алмазов. Отлично, он мне не нужен, зато надоел преизрядно. — Господин Алмазов, — обратился я к нему, — возьмите на себя эту миссию.

— Разумеется, — сказал Алмазов, делая шаг к экипажу. — Я готов.

— Я тоже поеду, — сказал мне господин Трегубов, — а Вы тут сами… В общем, жду доклада.

— Конечно, — кивнул я.

И то сказать, мы оба здесь уже целый день. А ведь убийство Гребнева не единственное преступление в Затонске. И в управлении даже Коробейникова нет. Пусть едет. Учитывая предстоящую неприятную беседу с князем Разумовским, я и сам предпочту, чтобы начальство держалось поодаль и не путалось у меня под ногами.