Даже мой сегодняшний помощник не понимал, зачем я провожу допросы, зачем пытаюсь разобраться. Хоть и работает со мной не первый день уже. Ему стало жалко несчастную Сашу, и он недоумевал, зачем я довел ее до слез, почему не поверил на слово сразу.
Да как они все не могут понять, что я для того и следователь, чтобы не верить на слово, чтобы каждое слово проверять. Хотя бы вот так, заставляя людей убеждать меня в своей искренности. Работа у меня такая, что тут непонятного?
— Семенова мне найдите, — велел я ему с раздражением.
— Слушаюсь, — повернулся было к дверям околоточный, но тут же и остановился. — Так он же сидит там, у веранды на скамейке.
Семенов и впрямь обнаружился именно там, где сказал Ульяшин. Сидел, мрачно глядя прямо перед собой, не замечая даже, что погода снова испортилась и посыпал мелкий снег. Когда я подошел, он лишь взглянул на меня коротко и вновь уставился в пространство.
— Три дня назад из ревности Вы вызвали убитого на дуэль, — сообщил я ему. — И следы от Ваших ботинок мы обнаружили на месте преступления. Вот такая картина против Вас складывается.
Он по-прежнему молчал, глядя перед собой и никак не реагируя на мои слова.
— Это Вы убили Алексея Гребнева? — спросил я жестко.
— Я, — взглянув на меня, ответил Семенов.
Врет. Вот вижу, что врет, но доказать не могу. И придется теперь тратить время и силы на его оправдание, вместо того, чтобы ловить настоящего убийцу.
— Вы арестованы, — сказал я ему и велел Евграшину, стоявшему неподалеку: — Проводите господина Семенова в гостиную. И глаз с него не спускайте.
Лишь теперь я заметил, что от крыльца за всей сценой наблюдает Анна Викторовна. Сейчас она снова скажет, что я арестовал невиновного? Надеюсь, хоть в этот раз мне удастся объяснить ей мои резоны.
— Семенов не виновен, — сказала мне Анна, едва я подошел ближе.
Да, ничего другого я и не ожидал услышать. А что я должен делать с человеком, признавшимся в убийстве? Я обязан арестовать его, как она не понимает!
— Я слышала их разговор, — продолжила Анна Викторовна.
— Духов? — спросил я с иронией.
— Нет, — сердито ответила Анна, — Семенова и Ольги.
— Он только что сам во всем признался, — сказал я ей.
— Он ее выгораживает, — продолжила она спорить.
— И улики все против него, — обратил я ее внимание.
— А князя Вы тогда зачем преследуете? — спросила со вздохом Анна Викторовна.
Ах, вот в чем дело, оказывается? Я оскорбил Его Сиятельство, и Анна Викторовна его защищает!
— А потому что до конца не уверен, — ответил я, сдерживаясь пока.
— Полонская умерла, — вдруг сказала Анна.
— А это Вы откуда знаете? — уточнил я.
— Видела ее только что, — ответила она расстроено. — Ее уже точно нет. А князь невиновен, — добавила она вдруг.
— Ну, конечно, — ответил я раздраженно, — князь ведь, как жена Цезаря, вне подозрений!
— Господи, это невыносимо! — взорвалась Анна Викторовна. — Когда Вы наконец начнете мне доверять?
Я ей не доверяю? Я?! Я верю каждому ее слову, я даже в духов ее верить научился! Я, ни минуты не сомневаясь, только что принял на веру информацию о смерти Полонской. И я по-прежнему не доверяю ей? А она мне? Она мне доверяет? Вот князю доверяет, хоть он и не заслуживает этого. А мне не верит, постоянно подозревая меня в каких-то злых умыслах, в попытках посадить невиновного, еще неизвестно в чем. Она не верит даже в то, что я верю ей!
— А я доверяю Вам, — ответил я едва ли не со злостью. — Только Вы требуете какой-то безоговорочной веры! Вы что, мессия?
— Знаете что? — внезапно сказала Анна. — Пожалуй, я приму предложение князя.
Холод охватил меня, сковав сердце.
— Зачем? — спросил я и почувствовал, как голос едва мне не изменил. — Или, может быть, Вы дали уже согласие?
— Нет! — ответила Анна сердито. — Но, кажется, дам!
Она резко повернулась и ушла в дом. А я остался на ступенях крыльца. Мой мир только что обрушился окончательно, и я отчетливо понимал, что сам, своими руками, разрушил его. Я повернулся и быстро пошел в парк. Никто не увидит моего отчаяния. Никто.
Но и этому моему желанию не суждено было сбыться. Едва я вошел в аллею, как увидел идущего мне навстречу князя Разумовского. Отлично! Мне как раз не хватало какого-нибудь мерзавца, чтобы выпустить ярость!
— Я ведь не разрешал Вам выходить из дома! — гневно обратился я к нему.
— Я арестован? — в том же тоне ответил мне Разумовский.
О, кажется, не только у меня есть настроение для драки?!
— Вы вызваны на допрос, — ответил я, с вызовом глядя ему в глаза. — Что Вы там делали? Улики уничтожали?
— Что Вы несете? — возмутился Разумовский, пытаясь окатить меня презрением.
Но на меня не могли подействовать эти методы. Я был намерен вытрясти из него правду. Или убить. Мне все равно.
— О чем Вы говорили с Гребневым за полчаса до пьесы и за час до его смерти? — спросил я.
— У нас дела были! — ответил князь, источая презрение.
— Покупка леса? — усмехнулся я недоверчиво.
— Я уже говорил Вам, — ответил Разумовский со всей возможной чопорностью.
— Я знаю, Вы поссорились, — сообщил я ему.
— Я уезжаю, — ответил он оскорбленно, — и ничего больше не скажу без адвоката.