Яков. Воспоминания (СИ)

Я осторожно оглянулся. У гостиницы и в самом деле стояла пролетка.

— Если с ней что случиться, — тряхнул я напоследок Сыча, — пеняй на себя!

Мы с Коробейниковым неторопливо пошли к стоявшему экипажу, стараясь не выдать своих намерений. Да видно либо возница был настороже, либо в чем-то мы все же чем-то выдали себя, потому что он взглянул на нас раз, другой, а потом встряхнул вожжами, отъезжая. И догнать его мы не смогли.

Извозчик был единственной ниточкой к людям, которые увезли Анну Викторовну, и, судя по тому, как он спешно сбежал при виде нас, он явно что-то знал. Так что я поспешил в управление, чтобы срочно объявить его в розыск. Там меня ожидал неожиданный визитер, тот самый торговец оружием, с которым я разговаривал совсем недавно.

— Господин Закревский, — приветствовал я его, — что-то случилось?

— Но Вы же сами просили меня вспомнить, — удивился он моему недоумению, — кто покупал или интересовался боеприпасами к револьверу Кольта и к штуцеру. Вот список.

Я торопливо просмотрел имена, им перечисленные.

— Благодарю за помощь, — сказал я ему. — Кстати, это мой помощник, Коробейников Антон Андреич.

— Закревский, Иван Алексеич, — представился он, протягивая Коробейникова руку.

— А сейчас прошу нас извинить, — сказал я ему, — дела.

— Понимаю, — вздохнул Закревский, когда я уже направился к кабинету. — Все эти убийства…

— Что? — изумился я. — Вам что-то известно?

А он про убийства откуда знает? И, между прочим, он заядлый стрелок, такой и из штуцера наверняка попадет, куда захочет.

— Нет, — отозвался оружейник, — но можете всегда рассчитывать на мою помощь.

Да я уже всех на свете готов подозревать! Следует успокоиться немедленно, иначе мой страх не позволит моему же разуму работать.

— Мы разыскиваем дочь адвоката Миронова, — сказал я Закревскому, — она пропала. Так что если Вы что-то узнаете, то…

— Непременно. Можете рассчитывать на меня, господа, как на добровольного помощника, — ответил он. И добавил, показывая револьвер, висящий на поясе: — Стреляю я без промаха.

— Надеюсь, не потребуется, — ответил я ему.

Мне вот только вооруженных добровольных помощников не хватало. Это если я вообще способен поверить, что у полиции таковые быть могут. Что-то все же настораживало меня в этом Закревском, но фактов против него никаких не было, так что я отнес эти опасения на счет своего состояния, постепенно приближающегося к панике.

Уже стемнело. Я сидел в управлении и пытался хоть чем-то себя занять, но ничего не получалось. Об Анне по-прежнему не было никаких вестей.

Городовые по всему Затонску разыскивали извозчика, но тот как сквозь землю провалился. А других ниточек у меня не было. Так что я сидел в кабинете и тихо сходил с ума. Коробейникова я прогнал домой, чтобы не мешал. Он и сам был не в лучшем состоянии, проклиная себя последними словами за то, что не нашел аргументов, чтобы увести Анну с улицы, и своим самобичеванием отчаянно мешал мне думать.

Но, даже признавая его вину, я корил прежде всего себя. Я обидел Анну Викторовну тогда на кладбище. Я не помирился с нею позже, снова придумав для этого тысячу важных поводов. И только из-за этого, из-за моей трусости, она пошла расследовать убийство нищего сама. И попала в беду, разумеется. И я в этом виноват!

Я тысячу раз перебрал в голове все факты и версии, но не нашел ничего нового. Домой идти я не хотел, ведь в любой момент мог найтись извозчик. Или поступить другое известие. Другое. Я боялся даже думать о том, что за известие это может быть. Так и сидел за столом, машинально раскидывая карты и ждал. И сходил с ума. Поэтому когда в коридоре послышался непонятный шум, я поторопился выйти. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от страшных картин, одна за одной встающих перед моими глазами.

— Что тут у Вас? — спросил я городовых, выходя из кабинета.

— Да вот, убогая, — пояснил Евграшин, — голодная, наверное.

— Ну, так накормите, — сказал я, испытывая разочарование.

Снова ничего важного. Никаких новостей.

— Да это же… — изумленно выговорил городовой.

Я подошел ближе, заглядывая убогой нищенке в лицо, и не поверил своим глазам. Передо мной в нищенских лохмотьях, грязная и с перепутавшимися волосами, сидела Анна. Она была совершенно бледна и почти без сознания.

— Анна Викторовна, — позвал я, испуганный ее бледностью, — Анна Викторовна!

Медленно и неуверенно Анна открыла глаза и взглянула на меня затуманенным взором. Я даже не мог понять, узнала ли она меня. Как она добралась-то сюда в таком состоянии? И что с ней? Нет, узнала все-таки, протянула руку, будто из последних сил, ухватила меня за рукав, как утопающий за ту соломинку. Господи, она же замерзла в этом рубище! Ледяная вся!

— Чаю, горячего, быстро! — крикнул я городовым.

Анна по-прежнему не говорила ничего, лишь держалась за меня. От страха меня трясло сильнее, чем ее от холода. Я подхватил ее на руки и перенес в кабинет. Евграшин принес стакан горячего чаю. Я попытался напоить Анну, как мог, а его сразу послал за следующим.