Постепенно тепло и горячее питье сделали свое дело. Теперь Анна Викторовна меня, по крайней мере, узнавала. И сидеть уже могла сама, и даже говорить. Но восковая бледность по-прежнему не покидала ее лицо, пугая меня. А еще больше меня пугало состояние ее рассудка. Она выглядела и говорила так, будто ее накачали какими-то наркотиками.
С огромным трудом, путаясь и перебивая сама себя, Анна рассказала мне о своих приключениях. Какие-то два человека на улице посадили ее в коляску и увезли в какой-то дом. На вопрос, почему она послушно поехала с ними, Анна Викторовна ответить не смогла. Поехала и все.
— Где этот дом? — спросил я ее.
— Я не знаю, — ответила Анна, глядя перед собой остановившимся взглядом, держа в ладонях стакан с чаем.
— Кто эти люди?
— Я не знаю.
— Сколько их было?
Анна Викторовна задумалась, видимо, пытаясь припомнить.
— Двое, — ответила она, — а потом много. Очень много. С факелами.
Она по-прежнему смотрела в пространство и раскачивалась монотонно. Мне становилось страшнее с каждой минутой. Что с ней? Потрясение и переутомление? Истерика? Или ее и в самом деле опоили чем-то? Или — ужасная мысль — она мне не все рассказала, и это потрясение не просто от испуга, а от чего-то гораздо худшего?
— То есть как? — попытался понять я ее слова. — В доме с факелами?
— Нет, — покачала она головой, — на кладбище.
Господи, какое еще кладбище? Или она вовсе бредит?
— На каком кладбище?
— Одно кладбище в городе, — ответила Анна. — Холодно очень… И кресты, кресты, кресты…
— Анна Викторовна, — спросил я в панике, беря ее руки в свои и пытаясь привлечь ее внимание. — Да что с Вами?!
Нет, она точно не в себе. Но почему? Что с ней случилось? И что мне делать теперь?
— Я не знаю, — измученно произнесла Анна. — Они со мной что-то сделали…
И я очень хотел бы знать, что именно. Может, за доктором послать? Нет, лучше я сам.
— Вам нужно отдохнуть, — сказал я, пытаясь успокоить хотя бы ее, если уж себя не получается. — Мы потом поговорим.
— Мне так страшно, — со слезами произнесла Анна Викторовна, глядя наконец мне в глаза. — Кто эти люди были? Что они хотели от меня? Что я им сделала, что они со мной сделали?
Она хваталась за меня, будто пытаясь удержаться. Я осторожно взял ее за плечи, пытаясь успокоить. Ответов на ее вопросы у меня не было. Пока не было. Но уж точно я найду их, эти ответы. А сейчас мне нужно как-то ее утешить и отправить домой. Там, среди родных, она будет в безопасности и скорее придет в себя.
— Мне так страшно! — плакала Анна Викторовна. — Я одна совсем! И только монстры вокруг. Страшно!
Господи, какие еще монстры? Опять бред? Может, лучше все-таки в больницу? Но там ей будет еще страшнее.
— Какие монстры? Все образуется! — попытался я снова ее утешить. — Все будет хорошо!
— Нет, ничего не будет хорошо, ничего! — то ли разрыдалась, то ли рассмеялась она, пытаясь меня оттолкнуть. — Потому что я зло! Потому что меня не должно быть! Потому что я ошибка!
Господи, снова! Каждый раз она возвращается к этому чудовищному вздору, придуманному мерзавцем!
— Да что Вы такое придумали? Успокойтесь! — уговаривал я ее как ребенка. — Поедем домой.
Анна Викторовна позволила мне поставить ее на ноги. Я осторожно отпустил ее, чтобы взять пальто. А вот это было явной ошибкой. Нельзя было и на миг отпускать ее руку.
— Это что это на мне? — вдруг испугалась она, заметив будто впервые нищенское свое платье. — Что это на мне?! Снимите это с меня!
И одним движением расстегнув платье на груди, она попыталась избавиться от него. Я уронил пальто, бросился к ней, схватил, прижав к себе изо всех сил. Да что же с нею творится?! И как помочь? Она не в себе сейчас! Что же с ней произошло?!
— Я не хочу, — кричала Анна, вырываясь из моих рук. — Я не хочу!
Я мог лишь держать изо всех сил, прижимая к себе, не давая ей нанести себе вред. Держать и молиться, если я вообще умел это делать.
Но дверь неожиданно отворилась и вошел Евграшин.
— Яков Платоныч… — начал он.
И замер, увидев открывшуюся картину. Я понял, что он видит, и похолодел. Полуодетая Анна Викторовна, рыдающая в моих объятиях… Я бы тоже замер. Еще и это теперь. И нужно очень быстро понять, как спасти ее репутацию.
— Извиняюсь, — сказал Евграшин, разворачиваясь, чтобы выйти. Вид у него был самый ошеломленный.
— Стой! — позвал я его.
На самом деле, это просто прекрасно, что он зашел. Мне нужен сейчас свидетель того, что я просто утешаю девушку, находящуюся в истерике. Так не пойдет никаких слухов, и она не пострадает.
— Отвези Анну Викторовну домой, — велел я ему.
— Слушаюсь, — ответил он растерянно.
— Поезжайте домой, — сказал я рыдающей Анне. — И, я Вам обещаю, завтра все будет по-другому. Все будет хорошо.
Она хваталась за меня и все никак не могла перестать плакать. Я снова прижал ее к себе, утешая. Прикрыл волосами обнажившееся плечо. Попытался вернуть на место платье. Прижался щекой к теплой макушке. Я бы все на свете отдал, лишь бы она не плакала никогда. А она все плакала, захлебывалась рыданиями, обнимая меня и прижимаясь изо всех сил. И я ничем не мог ей помочь, только обнимать и ждать, когда она выплачется.