Яков. Воспоминания (СИ)

А я сел в экипаж и отправился в управление. В отличном, надо сказать, расположении духа. Я и не знал, что так скучал по Анне, что мне так ее не хватало. Она радовала и веселила меня, даже когда на меня же сердилась. И теперь, когда ее увлечение мною позади, мы, возможно, могли бы иногда общаться, встречаясь, как друзья.

В управлении я не задержался. Лишь дал указания городовым взять под негласное наблюдение дом Мироновых, да выдал задание Коробейникову:

— Я надеюсь на Вас, Антон Андреич. Обоих сослуживцев Миронова нужно найти во что бы то ни стало. Не зря они отмечены на фотографии.

Коробейников спросил удивленно:

— Вы думаете, Набокин все же убит?

— Уверен.

— А почему, можно узнать, — поинтересовался Антон Андреич.

Но мне некогда было сейчас читать ему лекции:

— Потом объясню. Найдите мне сослуживцев Миронова, Ишутина и Дубова. В опасности они.

Коробейников, проникнувшись срочностью полученной задачи, убежал, а я отправился к доктору Милцу. Разумеется, я был уверен, что поручик Набокин был убит. Даже имел предположение, как именно его убили. Но сыщик должен оперировать фактами. А кроме того, я надеялся, что милейший доктор Милц сообщит мне что-нибудь интересное, о чем я еще не догадывался.

Доктор Милц встретил меня радушно. Вскрытие Набокина он уже закончил и теперь прибирал кабинет.

— Ну, и что Вы можете мне сказать, доктор? — поинтересовался я у него.

— Вы по поводу смерти?

Иногда доктор Милц повергал меня в недоумение своими высказываниями или вопросами.

— Нет, по поводу жизни! — ответил я ему с изрядной долей язвительности.

Доктор сделал вид, что язвительности моей не заметил. И ответил мне важно:

— Жизнь, Яков Платоныч, это величайшая выдумка природы!

Понятно, у нашего замечательного доктора сегодня философское настроение. А мне не до его глубокомысленных сентенций, у меня труп. И не факт, что он в этом деле окажется один. Поэтому я поторопил доктора с некоторым раздражением:

— А давайте без лирики, Александр Францевич. От чего он умер?

— Ну уж, стопроцентно не от пьянства он помер, — сказал Милц, указывая мне на труп. — Его задушили.

Что ж, как я и предполагал.

— Ну, это было сразу понятно.

Доктор был явно удивлен моей прозорливостью:

— Позвольте узнать, как же Вы догадались?

— Когда его душили, он бился ногами, — пояснил я, — и исцарапал набойками пол. А что Вы скажете?

Доктор Милц по привычке посмотрел на труп, будто с ним советуясь:

— При более внимательном осмотре я обнаружил, что хрящевая перегородка носа сильно смята. Это значит, было давление сверху. Кроме того, в носу убитого я нашел ворсинки неизвестного происхождения. Без Вашего ведома попросил Коробейникова съездить к нему на квартиру, ну и поискать предмет с аналогичным ворсом. И вот что Коробейников нашел у него в квартире!

С этими словами доктор торжественно достал из шкафа и вручил мне шерстяное одеяло. Мне припомнилось, что я и в самом деле видел подобное одеяло на квартире покойного поручика.

— Задушен одеялом?

Доктор Милц согласно кивнул:

— Ворсинки с этого одеяла идентичны тем, что найдены у него в носу.

Что ж, со смертью Набокина все ясно. Кроме одного — кто же его, собственно убил. И это нужно выяснить как можно скорее, пока не появились новые жертвы.

Следующий день начался для меня с неожиданности. Едва я приехал в полицейское управление, как меня на пороге окликнул высокий мужчина, одетый по столичной моде:

— Ваше Высокоблагородие!

Я повернулся к нему. А он продолжал тем временем, слегка понизив голос:

— Разрешите представиться, капитан Шилов. У меня к Вам поручение от полковника Варфоломеева.

Вот так новость! Еще когда я готовился к отъезду в Затонск, полковник Варфоломеев намекнул мне, что не считает меня списанным со счетов, и что, возможно, моя ссылка еще послужит к пользе общего дела. Я не обратил тогда внимания на эти слова, сочтя их скорее дружеским утешением, нежели информацией. За все время моего пребывания в Затонске полковник ни разу не напомнил мне о себе. И вдруг — курьер с поручением. Что же такое происходит?

— Может быть, пойдем в ресторацию? — предложил капитан. — Дело деликатное.

Мы прошли в ресторан и, не сговариваясь, выбрали столик, дающий нам круговой обзор и стоящий недалеко от рояля, чтобы музыка помешала кому-либо нас подслушать. Капитан Шилов подал мне письмо:

— Руку полковника знаете? Впрочем, там и печать есть, Собственной Его Императорского Величества Охраны.

Я вскрыл конверт. Почерк Варфоломеева был мне хорошо и давно известен. Как и его манера выражаться: