Якутские мифы - Саха θс-номохторо

Жидкость, называемая водой саты, образовывается в похожем на оболочку желчи мешочке, находящемся между шкурой и тушей умершей скотины или медведя. Мешочек с той водой отрезают целиком и сохраняют. Когда нуждаются в прохладе, ту воду выпускают из мешочка. Тогда оттого, что уронили сату, наступает ветреная погода. Например: если к моменту возвращения таежников (в июне) установится очень жаркая погода, то напускают сату на 7–9 дней, в течение которых будет дуть сильный ветер. Местные жители про подобные факты говорили, что, видимо, идут охотники, наступила буря охотника. (Согласно обычаям, брызгают вокруг этой водой саты, заклиная ветром стать вместе с ветром, бурей быть вместе с бурей.)

Или еще сата бывает изредка в медвежьей шкуре. Зимой, когда надо веять лопатой зерно, а стоит совершенно тихая, безветренная погода, хлещут медвежью шкуру пестрым прутом из тальника (снимают с него полоски коры. — Н. А.). При этом приговаривают: «Шкура черного медведя, стань обширной бурей, шкура белого медведя, стань продолжительной бурей, шкура светлого медведя, стань белым вихрем». В таком случае менялась погода.

Со слов Г.И. Ильина, 63 лет, I Нахарский наслег Мегино-Кангаласского района. Записал П.Т. Степанов в 1945 г. АЯФ СО АН СССР, ф. 5, оп. 3, д. 652, л. 45–45 об.

58. Божество Волк [51]

В старину жителей Бетюнского наслега Намского района дразнили: «Бетюнцы-волки, имеющие божеством волка, семь раз обежавшего пустую яму». Он вот за что стал их божеством. Предки бетюнцев, когда застряли из-за ветра на речном острове, заголодали, стали помирать, но спаслись тем, что нашли волчьи запасы. Он заквасил рыбу в яме, натаскал коренья, пригодные для похлебки, вот этим бетюнцы прокормились в то время и остались в живых. Поэтому признали волка своим божеством, полагая, что он их спас.

Со слов П.Ф. Саввина, 49 лет, II Ситтинский наслег Кобяйского района. Записал А.А. Саввин. АЯФ СО АН СССР, ф. 4, оп. 12, д. 69, л. 46–46 об.

59. Лиса и огонь

Убитой лисице, прежде чем внести ее в дом, завязывают голову платком или укутывают шапкой и потом уже вносят, потому что она враждебна огню и, посмотревши на огонь, не станет попадаться на самострел. Если охотник не встретит на дворе никого, кто бы пошел и дал знать домашним о добыче, то он сам, подошедши к дверям своего жилища, несколько раз медленно стучит в дверь. Хозяйка дома обыкновенно догадывается, в чем дело, и бросает в огонь ложку масла. Потом устраивают пирушку, например, варят саламат или убивают мелкую скотину, а то и большую, смотря по ценности лисицы.

Некоторые охотники снимают шкуру с убитой лисицы ночью после того, как все уснут.

АИВ АН СССР, ф. 22, on. 1, д. 7, л. 213.

60. Лиса и налим

Лиса с налимом[52] жили по соседству. Одна — в лесу, другой — в воде.

Налим говорит:

— Я с лисой побегу наперегонки.

Лиса:

— Ну, и я побегу наперегонки, — говорит.

Суд зверей решил:

— Бегите же.

Итак, побежали, один — водой, другая — лесом. Разбежавшись, обегая озеро, лиса кричит:

— Налим, где ты?

Перед ней на мысе налим:

— Ооп! — отвечает.

Лиса снова бежит. Пробежав, опять кричит:

— Налим, где ты?

Перед ней на мысе:

— Ооп! — отвечает.

Лиса устала, проголодалась, стала изнемогать. Едва не умирая, еле двигаясь, она присела на задние лапы, выпрямилась торчком:

— Налим, — говорит она.

Опять перед ней, на мысе:

— Ооп! — отвечает тот.

Тогда лиса, сказав: «Налим — обманщик», — пошла жаловаться в суд.

Когда она пожаловалась, суд сказал таймень-рыбе:

— Собери своих людей!

По кличу тайменя на мысе собралась уйма щук, налимов, окуней и прочих рыб.

Они сказали суду:

— Вот, мы собрались.

Посмотрели на лису: ни мяса, ни сала нет, к костям кожа прилипла (чего ради сама-то она бегала наперегонки до такого состояния).

Суд сказал:

— О, пожалуй, лиса права. — Затем добавили: — Из такого множества рыб хоть одна, наверное, знает.

Щука, встав, говорит:

— Позвольте мне сказать.

— Ну, говори же, — разрешили.

— Налим перед началом бегов других налимов поставил на мысы, а сам после этого лег.

— Тогда давайте его судить, — решили.

Все проголосовали судить налима. Стали его сечь изо всех сил. Когда его секли, хвост его сплющился, мяса не стало, оно сохранилось лишь у головы.

Налим говорит:

— В будущие века, когда появятся люди и скот, они нигде не найдут у меня съедобного мяса. Чем будут люди питаться, чем пользоваться?

Суд постановил-приговорил:

— Налим говорит правду, — сказал судья. — Таймень, у тебя есть мясо, твоя печень тоже хорошая, от нее жир и масло получаются. Поэтому ты должен отдать свою печень налиму, а печень налима взять себе.

Раз суд постановил, что поделаешь — обменялись.

С тех пор у налима большая голова и большая печень.