Якви

Напряженно глядя на офицера, бразилец, ощутив легкий внутренний холод, неожиданно решил, что продлит свое пребывание на Юкатане. Странное, неопределенное чувство вынуждало его к этому. С горечью он назвал его «ревнивым любопытством». На долю Пиреца выпало расположение матери сеньориты Долорес Мендоса, красавицы, которая однажды улыбнулась Монтесу. Она любила Пиреца не больше, чем любого из знатных юношей Мериды. Но она выйдет замуж за него.

Монтес поднялся и вышел из тенистого места. Его работа на Юкатане доставляла ему положение, равное положению Пиреца, но он всегда чувствовал, что маленький уроженец Юкатана смотрит на него сверху вниз.

– Добрый день, сеньор! – ответил Пирец на его приветствие.– Еще якви!

В это время к пристани быстро приблизилась большая барка, с которой согнали индейцев и, сбив их в тесную толпу, окружили стражей.

Покончив с погрузкой продуктов генеквена на освободившуюся баржу, Пирец приказал пленникам, окруженным надсмотрщиками, двинуться в путь. Миновав тень, отбрасыванию огромными пакгаузами, они вышли на залитую солнцем площадь. По распоряжению Пиреца солдаты начали отделять женщин и детей якви от мужчин. Их выстроили в две линии. Идя между ними, Пирец указывал то на одного, то на другого якви.

Монтес вдруг понял значение происходящей сцены, и это произвело на него тяжелое впечатление. Якви – отец и сын, муж и жена, мать и ребенок – еще не понимали, что здесь их ожидает разлука, и разлука навсегда. Наконец одна молодая женщина, с красивым темным лицом и грациозными движениями свободного дикого существа, инстинктом угадала истину и закричала хриплым голосом. У женщины на руках был ребенок. Перебежав площадь, она приблизилось к высокому якви и начала выкрикивать пронзительные, полные горечи, несвязные слова. Этот гигант был ее мужем, отцом ее темноглазого ребенка. Он начал говорить что-то и, положив руку на плечо женщины, выступил из ряда. Увидев это, Пирец быстро пошел к ним.

– Назад, собака якви! – закричал он злобно. Огромными шагами Якви поспешил навстречу Пирецу, и, подойдя к нему, с достоинством сказал:

– Капитан, пусть жена и ребенок пойдут вместе с Якви.

Он говорил по-испански. У него была осанка вождя. Он просил о том, что мог требовать даже от самого жестокого победителя.

Но Пирец увидел в этом только оскорбление своего авторитета. По его приказанию надсмотрщики ударами палок заставили Якви занять прежнее место. Они поступили бы так и с ошеломленной женщиной, если бы она сама не отошла при их угрожающем приближении. Но прежде она взглянула в ужасное лицо мужа долгим, полным муки взглядом.

Монтес посетил нескольких англичан и американцев, с которыми был знаком в Прогрессо, и узнал у них подробности захвата племени якви.

Индейцы жили среди обширных плоскогорий северо-западной Мексики, в пустынной, гористой области, богатой минералами. Более ста шестидесяти лет тянулась война между якви и мексиканцами. И недавно, ссылаясь на кровавые набеги индейцев, правительство решило окончательно уничтожить это племя.

Их выслеживали в самых недоступных убежищах, убивали тех, которые сопротивлялись, а взятых в плен посылали на поля генеквена, где работа была подобна пытке.

Но наиболее интересными были недавно полученные им сведения. Якви считались замечательным народом, с большими умственными способностями, и исключительно выносливым и сильным физически. Большинство из них знали испанский язык. Мужчины становились превосходными рудокопами и рабочими. Кроме того, они не хуже белых научались обращаться с различными машинами. Физически они были чудесно развиты и отличались редкой выносливостью. У шестидесятилетних стариков якви были здоровые, белые зубы и черные волосы. Эти люди пустыни могли пройти пешком в один день семьдесят миль, имея с собою только мешочек с пинолями. Четыре дня они могли обходиться без воды. Рассказывали также о бегунах племени, добившихся в беге невероятной быстроты и выносливости. Вспоминая огромный рост вождя, ширину его плеч и чудесные худощавые гибкие ноги, Монтес легко верил этим рассказам.

Пирец, намеренно разлучивший вождя с любимой женой и ребенком, поступил жестоко и низко. И теперь безотчетное чувство презрения и ненависти которое Монтес питал к маленькому офицеру, казалось, получило свое оправдание. Но, стараясь быть справедливым, Монтес сознавал, что поступок офицера только усилил ненависть, уже бывшую в нем.

Бразильцу казалось, что, присутствуя на площади, он уловил какое-то дурное предзнаменование, касающееся Пиреца. Один из молчаливых, сосредоточенных якви, вероятно, убьет этого украшенного эполетами отпрыска одной из богатейших фамилий Юкатана.

Монтес прочел это на лицах индейцев. Он жил среди отважных, легко проливающих кровь гаучо, и ему нетрудно было угадать угрозу, затаенную молчаливыми, озлобленными дикарями. И Монтес не старался скрыть от себя, что он не будет жалеть, если один из якви убьет расфранченного мексиканца.