Яма

— Как я могла втрескаться в тебя, дорогой? Тогда я еще дружила с головой. А ты вел себя, как дикарь. Нагрубил мне. Оскорбил. Угрожал. И ты исковеркал моя имя!

— Ну, я ж говорю, втрескалась, — Адам улыбнулся так по-мальчишески искренне, что Ника сама на мгновение подвисла, проникаясь его настроением.

И рассмеялась, поворачиваясь к Градскому. В груди тотчас сделалось тепло и щекотно.

— Лучше пусть наши гости расскажут, каким было их знакомство. Доминика?

— Я? — растерялась девушка. — Я уже и не вспомню, — соврала, конечно.

И снова над столом воздух взорвал шквал громкого хохота.

— А ты, Град, что скажешь? — отсмеявшись, Адам с насмешкой посмотрел на друга.

— В нашем случае угрожала и оскорбляла Доминика. И исковеркала мое имя тоже.

— Что? — краснея, возмутилась Ника. — Все было совсем не так. Ну… не совсем так.

Титовы засмеялись, а Градский застыл, внимательно ловя каждое ее слово.

— Сергей мне с первого взгляда понравился, — призналась она, не глядя в его сторону. — Но его поведение… Как бы правильнее выразиться? Я увидела, как он разговаривает и общается с другими людьми. Это было ужасно. Поэтому я запретила себя даже думать о нем. Вот и вся история.

Ева прикрыла пальчиками губы, скрывая улыбку.

— И как, получилось? Не думать?

— Не особо, — вновь честно призналась Доминика. — И мое поведение было едва ли не хуже. Ты пугал меня, — посмотрела, наконец, и на Градского.

— Поэтому ты угрожала мне? И всячески провоцировала? Третий дан по дзюдо — я до сих пор помню.

— Лучшая защита — нападение, как говорится. Я тогда этим руководствовалась.

— Не похоже, что сейчас что-то сильно изменилось, — тихо заметил Сергей. — Ребенком ты меня конкретно приземлила.

— Ну, мог бы, Серёженька, хотя бы у матери поинтересоваться, ходила ли я когда- нибудь с животом.

— Вот как-то вообще не думал о твоем животе. Да и не особо знаком со всей цепочкой этого процесса. Меня больше беспокоило, как именно ты оказалась беременной, зачем и почему? 06 этом я и думал.

— Ну, еще бы! — фыркнула Ника.

Ощущая неимоверную сухость во рту, сделала очередной большой глоток вина.

— Да. Спасибо за удушающий "вытрезвитель".

— Всегда, пожалуйста, Серёженька.

[1] Отсылка к песне "Билетик в кино" группы "Иванушки Int".

33.2

Переступив порог квартиры Градского и пробежавшись по уже знакомому интерьеру взглядом, Ника моментально ощутила, как ее закружило в безумном водовороте неуправляемых эмоций.

Стремительно обернувшись, бросилась к идущему позади нее мужчине. Поднявшись на носочках, скользнула ладонями по твердой груди и сильной шее, сомкнула пальцы на затылке. Порывисто приникла губами к его губам. Крепко. Без какого-либо заигрывания и баловства. Сходу по-взрослому. Жадно и влажно. Со вкусом. Безмерно упиваясь одним лишь этим процессом.

Сердце разогналось до максимума. В груди острыми и мощными перекатами задрожали вырвавшиеся из-под гнета разума чувства. Слепые слезы изнутри обожгли сжатые веки. Воздуха стало критически мало. Пространство завертелось, вращая земной шар совсем иначе, как случалось только лишь рядом с Градским.

Сдавливая ладонями ее талию, он напирал, инстинктивно перехватывая главенство. Трогал ее. Стискивал до боли и хруста. Зарывался руками в пышные волосы. Впивался в губы Доминики с такой жаждой, словно дышать без нее не мог.

Не мог же…

И правда, не мог.

Отстранившись, она заглянула Сергею в глаза, выражая все свои неприкрытые эмоции. У него от этого ее взгляда сумасшедшим вихрем скрутило все внутренности. А она еще додумалась спросить:

— Скучал по мне, Серёженька? Плохо тебе без меня?

Молчал. В тот момент не получалось сложить все чувства в слова. Как их вытащить, не разодрав себе глотку? Эта болючая груда без того распирала и жгла грудь. Куда ее еще наружу?

Смотрел на Доминику, словно околдованный. Впитывал в себя ее образ. Ее беззащитность, открытость, искренность и безумную тоску. Наполнялся ею.

— Я тебя сегодня когда увидела, внутри что-то взорвалось, — выдавая волнение, вцепилась пальцами в воротник его рубашки. Закрывая глаза, прижалась губами к подбородку. — Горячо так… Больно… Невыносимо! И хорошо, Се-рёжа… Так хорошо!

Его пальцы непреднамеренно с неоправданно силой стиснули платье на ее пояснице и слегка растянули ткань в противоположные стороны. Приглушенный треск шерстяных ниток быстро смазал шумный и сиплый выдох Ники.

— Что же ты делаешь, маленькая? — в хрипоту его голоса просочилось слишком мало мягких ноток нежности, в нем преобладала грубая мужская сила, которая не настроена на откровенное проявление чувств.

И этот рычащий хрип вовсе не являлся тем, что могло бы Нику обесточить и успокоить. Чувствовал, как она заволновалась еще сильнее. Подбираясь к пику напряжения, затряслась, прижимаясь к нему всем своим телом.

— Сейчас я буду падать, Серёжа… Ты лови… — прижалась губами к его шее, обожгла частым дыханием. — В этот раз ты должен меня поймать, слышишь? Пожалуйста, не дай мне снова разбиться. Мне так страшно. Так страшно… Поймай меня…

— Поймаю, — одно слово, которое стоило ему титанических усилий.