Яма

Огладив через хлопок рубашки его каменный живот, скользнула ладонью вниз, к рвущему плотную брючную ткань члену.

Громко выдохнув, подняла на Града глаза, полные милого и забавного изумления.

— У тебя ого-го эрекция!

— Тоже мне новость, — вяло отмахнулся, неотрывно следя за сменой эмоций на ее лице.

— Ах, Серёжа… — прижалась губами к его щеке. — Что же ты медлишь? Давай уже мириться.

Он хрипло хохотнул, отводя ее руки в стороны и сплетаясь с ней пальцами.

— Я подумал, надо нам еще маршрут на балкон проложить. Я покурю, ты проветришься. А потом в душ. Прохладный, — вдыхая, жестко двинул ноздрями. — А то до спальни не дойдем.

— Брр… Я прохладный душ не люблю. Наоборот, погорячее давай. Вдвоем.

— Сначала балкон, — решительно потянул за руку.

33.3

A устроив ее у перил перед собой, забыл закурить. Прижимаясь к изящной спине, вдохнул ее запах, который на свежем воздухе ощущался еще вкуснее и острее. Сминая тонкую шерсть платья, жадно огладил руками узкую талию и выделяющуюся округлость бедер. Скользнул ладонями на живот, мучительно медленно прощупывая напряженные мышцы, поднялся к груди. Накрыл осторожно, замечая, как окончательно сорвалось и крайне взволнованно участилось дыхание Ники. Задержался, слегка сжимая через слои одежды налитую и упругую плоть. Затем прошелся ладонями по плечам, спустился по рукам к запястьям.

— Скучал, Республика. Скучал. Безумно. С ума сходил.

И снова поднялся вверх.

Трогал ее. Метил руками.

Дыхание Ники становилось все чаще и громче. Выгибаясь, она льнула к нему спиной и ягодицами. Накрывая его ладони своими руками, прижимала их сильнее, двигала по своему телу, направляла, просила не сдерживаться.

— Ну все… Теперь в душ, — скомандовал Градский, кусая ее за ухом.

— Ты не покурил, — напомнила ему Ника.

— Накурился уже.

— Бросаешь?

Такого он явно не планировал. Но, если подумать, курение — ничтожная мелочь. Разве никотин — это зависимость? Нет. Республика — вот его одержимая зависимость.

— Бросил.

Подхватив девушку на руки, внес в квартиру. Прошел через просторную спальню в ванную. Шагнул в душевую, как был, в одежде. И Доминику внес в ее красивой упаковке. Опустив на ноги, загнал в угол. Хрипловато рассмеялся, когда она изумленно и чуть испуганно заморгала.

— Мы же в одежде…

— Да.

Провернул кран.

Распылитель захватил их в клетку водяного купола, мгновенно пропитывая влагой волосы, кожу и одежду.

Хотел поцеловать Нику нежно и мягко. Но она, дернувшись под прохладными струями, слегка толкнула его в грудь, и вышло, как обычно, жестко и с напором.

Скользнув ладонями по потяжелевшей мокрой ткани, Градский задрал подол ее платья и в два рывка стянул его с нее через голову. Машинально огладил смягченное водой кружево бюстгальтера.

"Готовилась, моя любимая девочка…"

А он не успел заценить.

Быстро, практически на ощупь, высвободил Доминику из белья. Она же с готовностью помогла ему справиться с рубашкой и брюками.

Замерли под прохладными струями, полностью обнаженные, тяжело дыша и настойчиво глядя друг другу в лица, в действительности мало что различали и понимали.

Сердце Градского рвануло куда-то далеко за пределы анатомического положения. Настырно застучало в горле и голове, гулкими ударами сбивая работу всех возможных органов чувств.

Ему стоило вести себя как-то отличительно. Не по-бл*дски, не по-скотски… Ведь Доминика — его будущая жена. Мать его будущих детей. Женщина, с которой он собирался спать до конца дней своих. Успеет еще насытиться. Успеет… Надо было проявлять уважение. Надо было…

"Стой же!"

"Стой…"

Но вся выдержка легла на кафель вместе с остатками мокрой одежды.

Собирался ее тр‘хать.

Толкнув Доминику за пределы душевого водопада, огладил подернутую мелкой дрожью влажную кожу.

— Се-рёжа…

— Да, маленькая… Сейчас все будет.

Подняв ее ногу, обвил ею свое бедро. Отрывисто и шумно выдыхая, прижался членом к нежной и горячей плоти. Подхватывая вторую, аккуратно притиснул Доминику спиной к запотевшему мату стекла, попутно представляя, какие охрененные отпечатки оставит там ее тело.

Вставил, и она так невероятно сладко дернулась. Резко выдохнула, словно он воздух из нее выбил, хотя в этот раз действовал достаточно осторожно. Откинув голову назад, часто и в то же время словно заторможенно заморгала.

Завис на ней визуально, забывая о том, что огненная кровь до боли распирает член, что весь низ живота горячим узлом связан, что все его звериное существо требует двигаться, рвать вперед, к финишу нестись…

Ее припухшие губы распахнулись, а он замер, ожидая тот самый стон, который вибрировал в ее груди. Но Ника словно дышать перестала. Тогда Град, мало соображая, что именно от нее добивается, хрипло выдохнул:

— Кричи…

И она, выдыхая, разошлась надсадными стонами.

Глаза закатила.

Толчок. Второй. И… она кончила.

"Да будь же ты милосердной, Плюшка!"

Градский и сам, то ли стонал, то ли хрипел, отлетая от того, как она пульсирует и стискивает его плоть. Продолжал двигаться на инстинктах. Не понял, в какой момент начал кончать. Мощно и долго, отрывисто вбиваясь в ее влажную и горячую плоть. Если бы нужно было вытаскивать, определенно, не успел бы…