Яма

Она позвонила ему по видеосвязи пятого октября, во время официального торжественного мероприятия по случаю дня сотрудника уголовного розыска. На сцене как раз распинался начальник Департамента полиции Одесской области. Но Градский, не раздумывая, поднялся с места и покинул зал.

Едва закрыл дверь, грянул национальный гимн.

Махнул по экрану, принимая вызов. И тут же, словно удар под дых получил, увидев заплаканное лицо Доминики.

— Что случилось?

Она закусила губу и, морщась, вдохнула через нос.

— Ничка, ты сейчас, пожалуйста, не молчи.

— Серёжа… — сжала покрасневший нос пальцами и замолчала, собираясь с силами.

— Что, Ника? Ты меня убиваешь… Скажи уже, что случилось? Что? Тебя кто-то обидел? Что?

— Нет, — замотала головой. — Я дома. Мне же во вторую смену сегодня. Я дома и одна, — медленно говорила она.

Слишком медленно.

— И? Почему ты плачешь?

— У меня… Вот, — экран заполнила непонятная белая палка. — Видишь?

— Что это? — теряя терпение, спросил крайне спокойно Градский.

— Видишь две красные параллельные полоски в окошке?

Присмотрепся.

— Вижу, — произнес ок. И только тогда начал понимать суть происходящего. — Это что значит? Уже? Ты беременна? — выдавил, не делая остановок на вдохи.

Выдохнуть тоже не мог. Тот воздух, что растерял вместе со словами, был последним. Окаменел, отслеживая и анализируя малейшее изменение лица Кузи. Она выдохнула с шумом. Часто закивала и вновь зажала пальцами нос, чтобы не рыдать. Но из уголков ее глаз все равно побежали слезы.

Где-то за спиной Градского, на заднем фоне, гремело и забивало органы восприятия "Душу и тило ми положим за нашу свободу. I покажем, що ми, браття, козацького роду[1]…". Вот только внутри него все нервное и чувствительное приняло совершенно иное направление. Грохотали и вели выдержку сильнейшие, весьма противоречивые и разношерстные эмоции. Он перестал воспринимать окружающий мир. Внешняя оболочка превратилась в стальной слой, через который не просачивалось ничего из того, что находилось за пределами личной вселенной Градского.

Его Республики.

По спине озноб пошел от осознания. В голове зачастило однотипными мыслями.

Ника беременна. Внутри нее растет их общий ребенок. Она станет его женой. Она родит ему сына. Или дочь. Это их кольцевая — от любви к любви.

— Представляешь, Серж… Выходит, что у нас в первый раз получилось. Или во второй. Почему так быстро? — тараторила девушка, размахивая возле лица растопыренными пальцами, чтобы не плакать. — Я не думала, что будет так сразу.

— Ты не рада? — все, что он мог произнести, и по интонациям его заглушенного эмоциями голоса в тот момент даже не было понятно, что это вопрос.

Безотчетно повторно затаил дыхание.

— Я. Ты, Серёжа?

— Рад, — по виду, конечно, не скажешь. Видел свое лицо в нижнем прямоугольнике на экране — застывшая маска. Только, на самом деле, внутри Града много чувств. Слишком много. Справлялся, как мог. — Очень рад.

— Я тоже, Серёжа!

Она пылко выдохнула, принимая, наконец, информацию положительно. И тогда он тоже смог, наконец, свободно выдохнуть.

— Люблю тебя, Республика.

— А я тебя, — все еще тихонько всхлипывая, прогундосила Доминика. — Я в таком шоке! Приятном, конечно. Но как-то… Меня трясет! Так сильно трясет, Серж… Это какое-то нереальное чудо! Меня так кроет… Не передать словами, — с дрожью в голосе перевела дыхание. — Не могу к нему прикоснуться. К животу… Словно боюсь навредить ему. Спугнуть. Представляешь? Это, наверное, очень глупо…

— Нет, не глупо.

Градского буквально с головой накрыло это ее волнение. To, что Доминика называла чудом, в его слаженном и простом понимании мира впервые ощущалось чем-то абсолютно феноменальным. Сознательно к этому пришли, но эмоции, один черт, захватили врасплох.

"Г*осподи, неужели это правда?"

— Серёжа… Ты меня всегда-всегда любить будешь?

— Буду, — коротко, но твердо заверил он.

Лицо девушки просветлело. Шмыгнув носом, она вроде как собралась с силами и начала мыслить относительно здраво.

— Ладно, надо собираться на работу. А то я еще в пижаме. Едва заставила себя сегодня подняться с постели. Ты почему меня не разбудил, когда уходил?

— Хотел, чтобы отдохнула.

— У тебя все нормально, да? Тебе идти нужно, да? — окончательно пришла в норму Плюшка. — Ой, Сережа, ты такой красивый в форме! Дай рассмотреть.

Градский хмуро свел брови. Оглянулся по сторонам. Если бы не ее горящие глаза и милый голосок — ни за что на свете! Да и слышал где-то, беременным отказывать нельзя.

Вытягивая руку с телефоном над головой, рассек воздух несколько раз из стороны в сторону.

Доминика счастливо вздохнула и послала ему воздушный поцелуй. А затем расхохоталась.

— Ты чего такой злой, господин старший оперуполномоченный?

— Если меня кто-то из сотрудников увидит, ты поплатишься, Плюшка.

— Обязательно! Люблю тебя, Серёжа! Ты — красавчик. Мой! Град-Град? — зачастила, словно занервничала, что он отключится. — Хорошего тебе дня! До вечера, мой герой!

— Заеду за тобой в универ. У тебя же восьмая последняя, да?

— Ага. Буду тебя ждать!

Заплаканная, но улыбающаяся Плюшка сложила у груди сердце из пальцев и отключилась.