Яма на дне колодца

Кеты или кем бы они ни были — совсем не безымянные водилы, одурманенные чарами и деньгами. Они здесь — по собственной воле, сделав опасный выбор и точно зная, на что идут. Теперь даже я могу вычислить, кто из малышей в усадьбе впервые, а кого происходящее совсем не удивляет…

Алиса — шикарная, словно только что с глянцевой обложки, с изящно уложенными волосами и в тонком легком платье цвета морской волны — силой оттаскивает сына от карликов.

Что-то негромко говорит, заставив мелкого утихнуть. Придирчиво осматривает гараж, изменившийся до неузнаваемости. Величественно кивает прислуге, то есть нам. Перекидывается с Эдиком парой слов, указывает пальцем на Гитлера и удаляется, звонко стуча высокими каблуками…

Я не верю в то, что собираюсь сделать. Но уже почти готов к осуществлению плана.

Перед тем как все начнется, мы должны поесть. Никто, даже нечеловеческие выродки, не хочет иметь за спиной лакея, истекающего слюной, пока господа изволят вкушать деликатесы.

— Первыми идут Денис, Валентин Дмитриевич и Виталина Степановна, — распоряжается Эдик. — Дайте Марине сигнал, ужин уже должен быть готов. Ешьте быстрее, у вас двадцать минут. Второй партией перекусят остальные и я.

— Я не сейчас, — говорю это, искренне надеясь, что тотчас же произойдет разоблачение. Что нестерпимому нервному напряжению придет долгожданный конец. — Пока не хочется.

Хочу быть с Эдиком, как бы по-гейски это ни звучало. Хочу быть с ним перед тем, когда он пойдет вертеть. Не знаю, получится ли у меня, но я буду биться до последнего.

— Хорошо, — с неожиданной легкостью соглашается мажордом, погруженный в свои мажордомские мысли. — Тогда вместо Дениса идет Андрей. Марш-марш, совсем скоро начинаем.

И уходит общаться с карликами, отвечающими ему скупо и хмуро. Те уже не разговаривают между собой. Друзья и приятели в долгой дороге, сейчас они готовятся стать чем-то иным, безжалостным и враждебным друг к другу.

Мы остаемся в гараже наедине с Пашком. Наедине, если не считать нашего надсмотрщика, дюжину низкоросликов в древнегреческих доспехах, Гитлера и семерых четвероногих, поскуливающих внутри переносок.

Бесцельно бродим вокруг стола, поправляя и без того идеально разложенные столовые приборы. Пузырек с «Зажигалкой», синтезированной из самой безобидной бытовой химии, жжет мне карман. Одергиваем портьеры, чьи складки не удовлетворяют наш художественный вкус. Проверяем температуру на электронных дисплеях кейтеринговых термоконтейнеров и банкетных тележек. Вижу, что торчка подмывает поинтересоваться, нашел ли я его зелье, но он мужественно молчит.

Меня же ежеминутно тянет взглянуть на часы. Чтобы узнать, как скоро кончится время, отведенное на ужин первой группы. Чтобы решиться на то, на что у меня пока еще хватает духу.

Пашок, впрочем, мою нервозность воспринимает совершенно иначе.

— Успокойся, братюня, — негромко советует он, даже умудрившись подмигнуть. В костюме и при галстуке щуплый парнишка смотрится нелепо и отталкивающе. — Что бы сегодня ни произошло в этих стенах, нас это не коснется. Проверено, нах.

Я хочу, чтобы его слова оказались пророческими. Хочу, чтобы приближающееся окутало нас всех ураганом ярости и обреченности. Вместо этого подставляю Особняку прогнившую изнанку своей души и отвечаю как можно равнодушнее:

— Да мне, в сущности, наплевать. Просто мелкие напрягают. Натуральные пигмеи.

— Кто-о? — с недовольством от собственной ограниченности тянет мой собеседник.

Не отвечаю, все же осмелившись взглянуть на часы, купленные еще с первой зарплаты.

— Пора ужинать. Я через кухню. Встретимся в казарме.

Он поднимает бровь, но уточнять не торопится.

В подвал через западную дверь входят Покер, Чума и старуха. Заметив их, Эдик решительно кивает.

— Освобожусь через пару минут, — говорит он мне. Взмахивает планшетом, будто отгоняя муху. — Идите, ешьте, я догоню.

Мы идем, да.

Пашок — через ту же западную дверь. Я — через юго-восточную, на лестницу, ведущую в недра дома. Умоляя судьбу дать мне шанс. Умоляя Марину ждать сигнала и не спешить с подачей еды через лифт. Умоляя себя поспешить. Если Эдик и замечает, что мы с торчком разделились, он никак не реагирует, и я прыгаю на ступени.

Впервые я бегу по Особняку.

Запоздало пытаюсь сообразить, как живой дом отреагирует на мою суету. Но опасения излишни — как и его обитатели, усадьба слишком занята предстоящим праздником, сути которого я не понимаю. Ступени мелькают, каждая вторая обещает падение и разбитое лицо. Но до кухни я все же добираюсь целым. Быстро.

Несколько секунд стою перед двустворчатой, почти ресторанной дверью.

Перевожу дыхание и придумываю, что делать дальше. А затем понимаю и вхожу.

Белые капли, Коричневые капли

Влажно, жарко.

Обалденно пахнет недавно приготовленными блюдами, часть которых еще лишь приближается к своему появлению на свет. Работают сразу две вытяжки, но в просторной современной кухне — вотчине Феклистовой — все равно излишне тепло и сыро.