Яма (СИ)

Горло забилось и засаднило, словно его перекрыл ком из стекловаты. Вербально оспорить сомнения Сергея она не могла, но и бездействовать после всего уже не представлялось возможным.

Поднимая и разжимая стиснутые в кулаки большие ладони, она опустила их на свою все еще прикрытую грудь. И жгучий взгляд Градского, наконец, вернулся к ее разгоряченному смущением лицу.

— Я хочу, чтобы ты меня раздел, Сережа, — откровенная просьба вкупе с невинным Кузиным взглядом разрушили последние шансы на благородство.

Не разрывая зрительного контакта, огладил пышные Плюшкины сиськи, тормознул, мысленно сделал поправку называть их впредь исключительно священно- благородно "грудью". Принцем он от этого, конечно, не станет, но нужно же было с чего-то начинать?

Только все одухотворенные мысли и приличные слова разлетелись, как дым в ураган, едва его обнаглевшие от вседозволенности руки опустили чашки лифчика вниз, и Плюшкины сиськи выскочили наружу.

Застыл.

Забыл о том, что нужно совершать какие-либо телодвижения или на худой конец озвучить какую-то милую приятную вещь, чтобы раскрасневшаяся Ника перестала усиленно и шумно гонять воздух своими, он был уверен, такими же идеальными, как и сиськи, легкими. Просто смотрел, получая визуальное наслаждение, к которому, конечно же, тоже оказался не готовым.

Весь опыт насмарку. Годы полового беспредела канули в забвение.

Отмер, когда Доминика, заерзав на столешнице, нерешительно подала голос:

— Что? Все-таки кофе попьем?

Не поднимая век, сместил на нее взгляд и качнул отрицательно головой.

— Поздняк метаться, Кузя. Кофе будем утром пить.

— Тогда ты… тоже разденься, — решительно скомандовала она.

Сергей избавился от своей одежды с такой скоростью, что и рассмотреть ничего не получилось, как он снова наклонился к ней и поцеловал. Жадно, влажно и вкусно. Накрыл ладонями ее обнаженную грудь, заставляя вздрогнуть и неожиданно громко застонать.

— Ах, Сережа, Сережа, Сережа… — бессвязный лепет вырывался из ее рта непроизвольно вместе со всеми возможными вздохами и вскриками.

Не прекращая ласкать, он целовал, облизывал и всасывал сначала ее губы. Затем спустился ниже к подбородку, шее, по выпирающей линии ключицы, упругой мягкости груди. Дыхание Доминики становилось громче и чаще, по мере приближения к чувствительной плоти сосков. И когда его влажный рот накрыл маленький твердый комочек, гортанно закричала, не подозревая — и это еще не вершина блаженства. Сознание поплыло, глаза закрылись, по коже полетели волны дрожи. Ослабевшие ладони непроизвольно заскользили по столешнице, расталкивая декоративные банки. Одна из них сразу слетела на пол и раскололась, вторая завертелась по столешнице с невероятной скоростью и только спустя несколько секунд со звонким треском разлетелась по кафельному полу блестящими осколками, вперемешку с коричневой и зеленой гречкой.

— Что это? Что? Разбили? — всполошилась раскрасневшаяся Кузя.

— Да пофигу. Завтра уберем, — бросил Серега и, подхватив ее под бедра, направился к двери. — В спальню пойдем?

"Ну да, кухню разгромили, можно и в спальню теперь…"

Но сил, чтобы озвучить эту мысль, у нее не нашлось. А уж после… Когда Градский, опустив ее на кровать, продолжил целовать и трогать, буквально потерялась в чувственном наслаждении. Забылась в стонах и судорожной дрожи тела.

Не осознала, в какой момент пропали штаны, и как она оказалась под Градским в одних трусах.

Замерла, зажмуриваясь и качая головой.

— Стой, — выкрикнула это слово чересчур громко и эмоционально.

Сергей мгновенно прекратил какие-либо движения. Отстранившись, попытался выровнять дыхание. Сгрести и огородить все эмоции и ощущения, потому как после вынужденной остановки боль и тремор расползлись по всему телу.

— Хорошо.

Начал подниматься, как Доминика вдруг поймала его за шею и повисла, притягивая обратно к себе.

— Нет-нет-нет, — затараторила, в то время как его организм вопреки всему воспринимал лишь соприкосновения его кожи с голой грудью Кузи. — Не совсем "стоп".

И, дай, Господь, ему хренов тучу чертового терпения, обвила его тело ногами.

Член Града оказался под давлением Плюшкиной "штучки" и его собственных благородных чувств.

— Что ты делаешь? — сдавленно поинтересовался. — Доминика? — пришлось окликнуть ее дважды, так как от своих собственных неразумных действий она тоже уплыла.

Ее глаза медленно открылись, вот только ясности в них все равно не наблюдалось.

— Что ты делаешь?

— Хочу тоже тебя рассмотреть, пока есть возможность, — выпалила Ника, ослабляя хватку и чуть толкая его в грудь, чтобы он поднялся.

— Пока есть возможность?

Формулировка Сергею совсем не понравилась.

— Ну да. Стой. Вот так замри, — скомандовала, когда он выпрямился, стоя перед ней на коленях.

К тому времени Градский, конечно, успел познать умение Ники удивлять. И все же растерялся, когда у нее хватило наглости приподняться на локтях и спросить:

— А трусы ты будешь снимать?

— А ты будешь? — раз ей хотелось напролом, он, как никто, умел быть наглым.

Только и тут она его обставила.

— Я — могу.

— Вперед, — подстегнул свою нахалку, непроизвольно прищуривая глаза.