Яма слепых

С тех пор фанданго я не танцевал никогда… Разве что пришлось поплясать в полицейском участке и под сухую. Вот так! Уж и проклинал я бывшего хозяина и до сих пор только и призываю проклятье на его голову. Ничего так не желаю, как этого… Ничего!

То был последний ужин, который устраивал Диого Релвас в честь участников корриды. Антонио Шестипалый вынужден был уйти с семьей в Лиссабон, потому что здесь, в этих краях, ни работы, ни жизни ему бы не было.

Но это вам покажется не таким уж страшным, если вы узнаете, что дядя Диого Релваса, сын Кнута – Мануэл Фелипе, был выставлен из дома и сослан в одно алентежское имение только из-за того, что ослушался отца. Причину ссылки никто достоверно не знал, но о ссылке Мануэла Фелипе всегда в назидание напоминали непокорным. Известно, что в районе Кубы есть одно уединенное имение, охраняемое сторожевыми псами и охотниками, откуда сбежать невозможно. Вот там-то и провел Мануэл Фелипе более четырех лет и вернулся, только когда Кнут был уже на смертном одре.

Старики Алдебарана рассказывают, что Мануэл Фелипе был белый как лунь и борода по грудь тоже белая. Он ни с кем не разговаривал. Но если стариков спросить о нем, они пожимают плечами и крестятся. Известно только, что он умер вскоре же после смерти отца и его тело было похоронено на деревенском кладбище. Кнут оговорил это в своем завещании – не хотел, чтобы такой сын лежал в земле рядом с ним. Ни с ним, ни со слугами, заслужившими право быть погребенными рядом с хозяйской семьей.

Глава IX. Партия быков для Мадрида

Зе Педро Борда д'Агуа, сын того пастуха, которого убил бык Птицелов, пришел к загонам, где были собраны по приказу хозяина двенадцать быков, их он отобрал сам вместе со старшим погонщиком еще накануне.

В Мадриде должна была состояться коррида, на которой собственной персоной собирались присутствовать и король Испании, и инфант Португалии и для которой Диого Релвасу было предложено поставить партию быков, обеспечив корриду с участием двух севильских матадоров и одного кордовца целиком – честь еще ни разу не выпадавшая на долю клейма Релвасов с тех пор, как Кнут стал выращивать быков. Обязательство о поставке в Мадрид уже было подписано, однако это обстоятельство нимало не уменьшило для Релваса значение отбора животных. Он хотел все сделать на высшем уровне, а потому провел много часов, оценивая только что клейменных быков, принимавших участие в корриде молодняка, и выверяя родословную каждого, родившегося за последние четыре года в его стадах, а потому приказал Салсе вести животных шагом, до самых загонов Брода. Двенадцать отобранных быков уже месяц были на строгом рационе. С затратами Релвас не считался. Он понимал, что дому Релвасов предоставлялся благоприятный случай показать себя, и тут уж никаких случайностей быть не должно, хотя поведение животных на арене предугадать вообще-то невозможно, так как оно зависит не только от животных, но во многом и от умения пикадора. Однако честь скотовода проверяется именно тогда, когда он показывает свой скот. Диого Релвас знал, что по весу, здоровью, упитанности и боевому духу его партия должна произвести хорошее впечатление. Прекрасные быки не дадут спуску матадорам, но вот масть, масть у него вызывала сомнение. И это продолжало его мучить, даже когда он, сидя в лодке под парусом, следил за переправой партии на другой берег Тежо.

Трое детей хозяина отбыли на вороных со снежными пятнами на крупе и лбу; кобыла же Марии до Пилар была в крупных пятнах и со звездой во лбу; она была лучшей из лучших, потому что ее выбирал Зе Педро, он очень надеялся сопровождать барышню. Однако хозяин приказал дочери ехать с братьями, а пастуху, в услугах которого нуждался, – следовать верхом на лошади за фаэтоном, где ехали приглашенные и он сам.

Из– за опоздания Фортунато Ролина они несколько припозднились, и на заливных, землях Лезирии уже стоял зной. Группы жнецов приветствовали хозяина. В этом году пшеница вызрела своевременно – похоже, год обещал быть хлебным.

Зе Ботто высказывал свою озабоченность американским кризисом, несмотря на то что с «черной недели» уже прошло более трех лет. Жоан Виторино его успокаивал, говоря, что для португальцев куда хуже кризис в Англии. Обычно молчаливый Перейра Салданья попытался вмешаться в разговор, но исходивший от полей аромат вызвал у него аллергию, и он не переставая неистово чихал.

– Нет, у Жозе Ботто все-таки есть причина опасаться именно американского кризиса, – возразил лиссабонский банкир Секейра.

– Дорогие сеньоры, кризисы необходимы, – отозвался Релвас, прикрикнув на пятерых идущих в упряжке коней.

– То, что вы говорите, чудовищно, – возмутился Зе Ботто.

– Продолжайте, Релвас, продолжайте, – попросил банкир. Хозяин Алдебарана резким движением откинулся назад, чтобы сидящие сзади лучше слышали, и сказал, повысив голос.