Ямато-моногатари

Дочь Накаки-но Оми-но сукэ стала духами одержима [275] и заболела. Врачевателем [276] ее стал послушник Дзёдзо-дайтоку, и люди поговаривали о них разное. Да и на самом деле это были не простые сплетни. Стал он навещать её тайно, но люди принялись судачить еще больше, и вот он решил оставить этот мир и удалиться.

Укрывшись в местности под названием Курама, он совершал молебны и обряды. Но все он с любовью хранил память о той даме. Вспоминал он столицу и творил молебствия, погруженный в печаль о столь многом. Однажды, плача, лежал он ничком, посмотрел ненароком рядом с собой, видит – письмо. Откуда тут быть письму, подумал он, взял его, и оказалось оно от той дамы, по которой он тосковал. Написано было:

Сумидзомэ-но

Курама-но яма-ни

Иру хито ва

Тадору тадору мо

Кахэри кинанаму

В черной одежде монаха

На горе Курама

Обитающий человек

Все блуждает, блуждает…

Но как я хочу, чтобы он возвратился [277] —

так гласило письмо. Очень он был изумлен: да через кого же послала она, все ломал себе голову. Никак не мог понять, как же случилась такая оказия. Дивился он и как-то в одиночку дошел до ее дома. А затем снова скрылся на горе Курама. Потом послал ей:

Караку ситэ

Омохи васуруру

Кохисиса-во

Утатэ накицуру

Угухису-но ковэ

Только-только

Удалось позабыть

О любви,

И вновь о ней запел

Голос соловья [278] .

В ответ было:

Сатэ мо кими

Васурэкэрикаси

Угухису-но

Наку ори номи я

Омохиидзубэки

И вправду, видно, ты

Забыл обо всем,

Если, только когда соловей

Запоет, обо мне

Вспоминаешь [279] —

так она сложила.

Дзёдзо-дайтоку еще сложил:

Вага тамэ-ни

Цураки хито-во ба

Окинагара

Нани-но цуми наки

Ё-во я урамицу

Ко мне

Столь равнодушную

Покидая,

Ни в чем не повинный

Свет стоит ли мне упрекать [280] …

Эту даму в семье особенно берегли и лелеяли, и хоть сватались к ней принцы и самые высокие чины, но родители предназначали ее к служению государю и не разрешали ей выйти замуж. Но после того как все это случилось, и родители от нее отступились.

106

Хёбугё-но мия [281] , ныне покойный, в те времена, когда с этой дамой еще ничего не случилось, сватался к ней. Вот он однажды послал ей:

Оги-но ха-но

Соёгу гото ни дзо

Урамицуру

Кадзэ-ни уцуритэ

Цураки кокоро-во

Как листья оги,

Что от ветра поминутно

Оборачиваются изнанкой,

Так от ветра меняется

Жестокое сердце [282] .

Эту танка сложил он же:

Асаку косо

Хито ва миру рамэ

Сэкикава-но

Таюру кокоро ва

Арадзи-то дзо омофу

Пусть неглубоким

Людям кажется,

Но, подобно реке Сэкикава,

Сердце мое – не иссякнет оно

Никогда, думаю я [283] .

Дама в ответ:

Сэкикава-но

Ивама-во кугуру

Мидзу асами

Таэну бэку номи

Миюру кокоро-во

Реки Сэкикава

Расщелины скал подмывающие

Воды мелки,

Подобно им, вот-вот иссякнет,

Кажется мне, твое сердце [284] .

Итак, эта дама ненадолго покидала столицу. Ходили о ней толки, и они совсем не встречались. Но однажды принц пришел к ней, когда луна светила очень ярко, и сложил:

Ёнаёна ни

Идзу-то мисикадо

Хаканакутэ

Ириниси цуки-то

Ихитэ яминаму

Каждую ночь,

Выйдя, показывается,

Но тут же, недолговечная,

Заходит луна, так и

Ты, поэтому порвем нашу связь [285] —

так изволил он сказать. И вот как-то эта дама подобрала оброненный принцем веер, взглянула, а там рукой неизвестной женщины было начертано:

Васураруру

Ми ва вага кара-но

Аямати-ни

Наситэ дани косо

Кими-во урамимэ

Забыл

Меня – и пусть считаешь,

Что я пред тобой

Виновата, все же

Я упрекаю тебя [286] .

Увидев, что было там написано, дама приписала рядом:

Ююсику мо

Омохоюру кана

Хитогото-ни

Утомарэникэру

Ё-ни косо арикэрэ

О, как прискорбно это,

Думается мне,

Каждая

Становится тебе постылой.

Хорошо ли так [287] …

так написала. Потом эта же дама:

Васураруру

Токиха-но яма-мо

Нэ-во дзо наку

Акино-но муси-но

Ковэ-ни мидарэтэ

Позабыла [осень]

О горах с вечно зеленеющими деревьями, и те

Громко стонут,

Сливаясь голосами

С плачем осенних цикад [288] .

Ответом было:

Наку нарэдо

Обоцуканаку дзо

Омохоюру

Ковэ каку кото-но

Има ва накэрэба

Хоть и плачешь,

Но не очень-то

Верится мне.

Ведь голос не слышится

Мне сейчас.

И еще тот же принц:

Кумови-нитэ

Ё-во фуру коро ва

Самидарэ-но

Амэ-но сита-ни дзо

Икэру кахи наки

В колодце из облаков

Когда ночами льет,

В Поднебесье,

Залитом дождем пятой луны,

Жить бессмысленно [289] .

А в ответ:

Фурэба косо

Ковэ мо кумови ни

Кикоэкэмэ

Итодо харукэки

Кокоти номи ситэ

Только потому, что льет,

И голос в колодце из облаков

Слышится.

Все дальше и дальше [ты от меня] —

Одно я чувствую [290] .

107

Тому же принцу другая дама:

Афу кото-но

Нэгафу бакари-ни

Наринурэба

Тада-ни кахэсиси

Токи дзо кохисики

О встрече с тобой

Прошу беспрестанно

Теперь.

И если, не встретив тебя, возвращаюсь домой,

И тогда с любовью думаю я о тебе.

108

Дама по имени Нанъин-но имагими [291] была дочерью Мунэюки, носившего звание укё-но ками [292] . Служила она у дочери главного министра, Окиотодо, которая была в чине найси-но кими [293] , управительницы фрейлинами. И Хёэ-но каму-но кими, когда еще он звался Аягими [294] , часто наведывался к ней. И вот когда он перестал бывать у нее, прикрепила она к засохшему цветку гвоздики и отправила ему такое послание:

Карисомэ-ни

Кими-га фусимиси

Токонацу-но

Нэ мо карэниси-во

Икадэ сакикэн

Ведь у того цветка гвоздики,

На который ты прилег

Столь ненадолго,

Даже корень увял.