Читаем Ямато-моногатари полностью

Ямато-моногатари

Данила Носаев

так гласило послание. В ответ она:

Аки-но но-во

Иродору кадзэ ва

Фукину томо

Кокоро ва карэдзи

Кусаба наранэба

Осенние поля

В алый цвет красящий ветер

Пусть и подул,

Но сердце не увядает,

Оно ведь не трава [434] —

так сложила. И вот перестал он ее навещать, а как-то послал к ней человека с просьбой сшить ему одежду. К тому же он приписал: «Некому мыть мои одежды, и я в затруднениях. Прошу вас снова заняться этим». Фрейлина ему: «Виною здесь ваше переменчивое сердце»:

Охонуса-ни

Наринуру хито-но

Канасики ва

Ёру сэ томо наку

Сика дзо наку нару

Тому, кто привык

К жертвоприношениям Онуса,

Если взгрустнулось —

Так это лишь потому, что не стало

Потока, [куда бросают Онуса] [435] —

так она сказала. А тюдзё:

Нагару томо

Нани то ка миэму

Тэ-ни торитэ

Хикикэму хито дзо

Нуса-то сиру раму

Хоть и плывет,

Но что это – можно ль увидеть?

Только тот, кто в руке это держит

И несет,

Может наверное знать, что это – нуса! [436] —

так сказал.

161

Нарихира, когда он был в чине тюдзё, во времена, когда Нидзё-но кисай-но мия [437] еще не служила императору, а была просто девицей из благородного рода, навещал ее, и вот как-то послал он ей пучок морских водорослей хидзики и приписал:

Омохи араба

Мугура-но ядо-ни

Нэ мо синаму

Хидзикимоно-ни ва

Содэ-во сицуцу мо

Если бы ты меня любила,

То в заросшем плющом жилище

Легли бы вместе

И подстилкой нам

Были бы наши рукава [438] —

так сложить соизволил. Ответ же забыли люди.

И вот, когда Кисай-но мия стала супругой императора, отправилась она в храм Охарано. Сопровождать ее собралось много вельмож и придворных. Был среди них и тюдзё. Он держался там, где было потемнее, около кареты. Было это после того, как в храме многие совершили жертвоприношения. Из задней части кареты она пожаловала в подарок тюдзё одеяние. Принимая дар, тюдзё:

Охохара я

Осихо-но яма мо

Кэфу косо ва

Ками ё-но кото-во

Омохиидзурамэ

Храм Охара

И гора Осихо

Сегодня

Времена богов,

Верно, вспоминают [439] —

тайно от всех произнес. Вспомнила она о прежних временах, и занятно ей это показалось.

162

И еще такое было: когда тюдзё служил во дворце, от миясундокоро была ему прислана «забудь-трава» с вопросом: «„3абудь-трава” – что это такое?», и тюдзё:

Васурэгуса

Офуру нобэ то ва

Мирурамэдо

Ко ва синобу нари

Ноти мо таномаму

Травой «забудь»

Все заросло —

Так кажется.

Но эта трава синобу – «тайная»,

И впредь я буду верить тебе [440] —

так сложил. Ведь одну и ту же траву зовут то «забудь-трава», то «тайная трава» [441] . Об этом он и сложил эту танка.

163

В дом тюдзё от кисай-но мия пришла просьба прислать хризантему, и, посылая:

Ухэси ухэба

Аки наки токи я

Сакадзараму

Хана косо тирамэ

Нэ сахэ карэмэ я

Посадить – посадишь,

А пока не пришла осень,

Она не расцветет,

Пусть осыпаются цветы,

Но корни-то не засохнут [442] —

так приписав, послал он.

164

В дом тюдзё один человек прислал праздничные дары, обвитые разноцветными нитками, и в ответ тюдзё:

Аямэ кари

Кими ва нума ни дзо

Мадохикэру

Вага ва но-ни идэтэ

Кару дзо вабисики

Срезая ирисы,

Ты, верно, по болотам

Блуждал.

Я же, в поля выйдя,

Охотился – и так это было тяжко! [443] —

так написав, послал фазана.

165

Во времена императора Мидзу-но-о [444] дочь садайбэна [445] была фрейлиной императорской опочивальни, а после того как император принял постриг, осталась одна, и тюдзё тайно навещал ее. Но вот тюдзё тяжело заболел и страдал от болезни. Были при нем и прежние жены, а у фрейлины под большой тайной он бывал, и она-то не могла навестить его и каждый день тайно слала ему письма, справлялась о его здоровье. И вот однажды письмо от нее не пришло. А болезнь тюдзё сильно обострилась, пришел его последний день. И вот из его дома:

Цурэдзурэ то

Итодо кокоро-но

Вабисики-ни

Кэфу ва товадзутэ

Кураситэму то я

Тоскливо мне,

И все больше сердцу

Одиноко.

Неужто сегодня без твоего письма

День проживу я? [446] —

так он сложил и послал ей. Узнала она, что он ослаб, и горько зарыдала, а когда собралась послать ответ, известили ее, что он умер, и охватило ее горе. Чувствуя, что вот-вот грядет его смерть, он сложил:

Цуви-ни юку

Мити то ва канэтэ

Кикисикадо

Кинофу кэфу то ва

Омовадзараси-во

Слышал я и раньше

О той последней дороге,

По которой идти суждено,

Но еще вчера не думал,

Что это случится сегодня [447] —

так сложил он и скончался.

166

Как-то тюдзё отправился на прогулку в поисках развлечений и оказался у кареты, где сидела женщина красивой наружности. Через щель в занавесках кареты лицо этой женщины казалось прекрасным. Стали они вести беседу. Затем разошлись по домам, а наутро тюдзё сложил и послал:

Мидзу мо арадзу

Ми мо сэну хито-но

Кохисики ва

Аянаку кэфу я

Нагамэкурасаму

И нельзя сказать, что не видел тебя.

И нельзя сказать, что видел, но

Тоскую по тебе.

Видно, с грустью во взгляде сегодняшний день

Проживу я [448] .

Так шло послание, а она в ответ:

Ми мо мидзу мо