Ямато-моногатари

Этот сын Ёсиминэ, дайтоку, против воли принявший сан, душой не был согласен со своим положением и в отличие от отца и в столицу хаживал, и отправлял любовные письма. Дочь одного человека, что был родственником этого дайтоку, семья готовила к служению во дворце, и отец неустанно пекся о ней. И вот тайно обменялись они с дайтоку клятвами. Слух об этом дошел до отца, и он жестоко бранил и дайтоку и дочь, запретил дайтоку появляться, и тот стал послушником в горном храме, даже словом не мог с ней обменяться. Прошло много времени, и вот старшие братья этой девушки, о которой шумела молва, поднялись в горы для свершения обрядов. Пришли они в дом, где жил этот дайтоку, рассказывали ему о том о сем, там и почивать легли, тогда дайтоку написал на воротнике одежды старшего брата девушки:

Сиракумо-но

Ядору минэ-ни дзо

Окурэнуру

Омохи-но хока-ни

Ару ё нарикэри

На пике горы, где находят приют

Белые облака,

Влачу дни свои.

Полным неожиданностей

Этот мир оказался [464] —

так написал, и брат этот, придворный третьего ранга приказа хёэ, ни о чем не подозревая, отправился в столицу. Сестра его, заметив написанное, верно, очень печалилась. А дайтоку достиг сана содзу и жил под именем Кёгоку-но содзу.

169 [465]

В давние времена человек, служивший в чине удонэри, отправился в страну Ямато, в храм Ова, гонцом с подношениями храму. В окрестностях Идэ из некоего красивого дома вышли женщины и дети и стали смотреть на путника. Одна недурная собой женщина стояла у ворот с пригожим ребенком на руках. Лицо этого ребенка было очень красиво, и, остановив на нем взгляд, удонэри сказал: «Принеси-ка сюда ребенка», и женщина подошла ближе. Посмотрел он вблизи, видит – истинная красота – и говорит: «Не выходи ни за кого другого. Будь моей женой. Вот вырастет он, и я вернусь. А это возьми на память», – сказал он, снял с себя пояс и отдал ей. Потом развязал пояс на ребенке, привязал к письму, которое было при нем, и велел нести его дальше. В этот год ребенку было всего лет шесть-семь. Этот кавалер был охотником до игры в любовь, потому так и сказал. А ребенок об этом не забыл, все время в памяти держал. И вот прошло лет семь-восемь, опять этот кавалер был назначен гонцом, отправился, как говорят, в Ямато, остановился в окрестностях Идэ, смотрит – впереди колодец. А там женщины набирают воду и так говорят [466] …

170

Государственный советник Корэхира [467] в те времена, когда он был еще в чине тюдзё, служил по особым поручениям у ныне покойного сикибугё-но мия [468] , постоянно бывал во дворце и часто вел разговоры с фрейлинами. Вот как-то был он послан с поручением из дворца, да простудился и очень страдал. В заботе о нем Хёэ-но мёбу [469] сама приготовила ему лечебное сакэ, закуски и послала ему. В ответ ей: «Очень обрадован вашим вниманием. Так мне неприятно, что я заболел», сказал он и:

Авояги-но

Ито наранэдомо

Харукадзэ-но

Фукэба катаёру

Вагами нарикэри

Хоть и не зеленой ивы

Ветвь,

Но весенний ветер

Подул, и уж перед ним клонюсь —

Таков я [470] —

так сложил. Хёэ-но мёбу в ответ:

Исасамэ-ни

Фуку кадзэ-ни я ва

Набикубэки

Но вакисугусиси

Кими-ни я ва арану

Краткое время

Дующий ветер

Клонить вас,

Выдержавшего осенние бури,

Не должен.

171

Когда нынешний хидари-но отодо, левый министр [471] , был в чине сёсё, он постоянно навещал Сикибугё-но мия. У этого принца служила дама по имени Ямато, и он обменялся с ней клятвами, дама же эта безудержно предавалась игре в любовь, и очень она ему нравилась и казалась занятной. Однако встречаться им было трудно, и Ямато:

Хито сирэну

Кокоро-но ути-ни

Моюру хи ва

Кэбури ва татадэ

Куюри косо сурэ

Неведомый людям

В глубине сердца

Горящий огонь.

Дым от него не встает,

А лишь слегка курится [472] —

так сложила. Ответ был:

Фудзи-но нэ-но

Таэну омохи мо

Ару моно-во

Куюру ва цураки

Кокоро нарикэри

На самом деле

Дым от горы Фудзи —

От непрестанного огня,

А если курится – от равнодушия

Сердца это [473] .