Ян Гус

Сначала Гусу казалось, что для него наступило время небывалой свободы, когда он может целиком отдаться своим мыслям. Отпали обязанности по университету, лекции, собрания, отпала и необходимость читать проповеди, и он с радостью взялся за перо. Но что характерно: его произведения этого периода все написаны по-чешски. Таким образом, пусть неофициально, но Гус продолжал проповедовать, проповедовать письменно, и обращаясь не к ученым, а к читателям из народа.

Неизвестно, куда Гус направился сразу после своего ухода из Праги. Но постоянное убежище он нашел в небольшом замке земанов из Козьего, недалеко от Табора. Эта небольшая крепость, расположенная на дне холмистой котловины, напоминала гнездо, укрытое от сильных ветров, бушевавших вокруг. И в этом тихом месте дух Гуса взлетал таким стремительным полетом, что перо не поспевало за ним. Еще в ноябре первого года своего изгнания он дописал «Толкование веры, десяти заповедей Божьих и молитвы Господней». Автор сам адресовал свое сочинение «простым людишкам», чтобы побудить их выполнять заповеди божьи. Он затрагивает в нем все основные вопросы, волновавшие в ту эпоху каждого человека: порочность жизни священников, их надменность, торговлю индульгенциями, войны, значение молитв, почитание икон и скульптурных изображений святых, неправедность светской власти, судопроизводство, торговлю, национальный вопрос и др. Но все это он излагает так, что сразу можно угадать в авторе практика-проповедника, который знает, чем заинтересовать слушателей. Это сочинение Гуса страстно, полно жизни, выражает все в конкретных примерах и использует понятия, хорошо знакомые читателю из повседневного быта.

С иронией высмеивает Гус формальные, механические молитвы священников: «Этот же без помощи зубов и губ слова мелет; и как жернов на мельнице, так и молельщик сей грохочет: тр, тр, тр… Сорока или иная птица. И говорит слова молитвы, да не молится на деле; и орган-хор звучит, да не молится, так и монахини: щебечут, не зная что, и тем подобны сорокам суть».

Сколько народного остроумия и меткости наблюдений было в словах Гуса, когда он критиковал тех, кто лишь для проформы посещает богослужения: «Миряне идут туда (в костел), чтобы в роскошном одеянии показаться, или для любовного свидания. И смеются в костеле, а некие из женщин ссорятся и бранятся, толкая друг друга на скамье. Панич озирается— нет ли красотки: куда она, туда и он, и прежде ей поклонится, чем телу Божьему на алтаре; я сам сие видел, он (панич) спину к алтарю повернул, а к ней (к пани) лицо, говорил с ней и смеялся. Да и крестьяне не молятся, стоят словно оленята (испуганные), а горожанам — тем тоскливо: боятся, как бы выгодный торг не пропустить».

Поистине этому сочному и реалистическому описанию посетителей костела мог бы позавидовать любой художник.

Далее Гус пишет о судах, где бедный и подневольный всегда проиграет в тяжбе против господина хотя бы по той причине, что «в присяге одно слово не так произнес», пусть даже по существу дела и был прав. «А скажет слово против господина, и наказан будет за поношение господ; господа же — судите как хотите— никогда наказания не понесут. Иначе рассудит Господь Иисус, судия праведный, и скажет он в судный день всем таковым: «Вы, священники, с законниками грабили бедноту лицемерием, хитростью, торговлей святыми таинствами, а вы, миряне, грабили их же ростовщичеством, судом несправедливым, насилием, измышленной виной и выморочным правом» [26].

Интересно, что именно в бытность свою среди сельских жителей Гус уделяет столько внимания светским феодалам и тому, как они обращаются со своими подданными; он упрекает панов в трех способах «ограбления»: первый — когда сверх меры обирают бедноту; второй — когда берут возмещение за действительную вину, но чрезмерное (то есть когда требуют чрезмерного возмещения убытков); третий — когда взимают дань, или пошлину, или налоги (сверх меры). «Ибо по закону Божьему обязаны господа учить, направлять и защищать своих подданных. И недаром владеет господин владением своим, но получит его от Всевышнего, дабы служил ему, народу, как добрый правитель, правил и в том отчет Богу своему отдал. Дай, Боже, понять им (господам и священникам), что надо прекратить этот грабеж».

Столь же конкретно обнажает Гус и дела городских торговцев, перечисление которых тоже заканчивается риторическим восклицанием: «И кто может описать их уловки и корыстные сделки, которыми они души свои унижают и людей грабят?» Гус весьма точно различает «ремесленников, пахарей и прочих, которые продают дело рук своих, от «купцов-торговцев», которые сами не производят, но «ищут прибыли», продавая товары, сделанные другими. Это признак уже очень развитого социально-экономического мышления!