Янгель. Уроки и наследие

Несмотря на огромный авторитет, которым пользовался М.К. Янгель на всех уровнях (о чем он, конечно, хорошо знал), ему было не безразлично, что думают о Главном ближайшие окружающие, какова оценка тех или иных ситуаций, возникавшая в собственном коллективе. Бывший секретарем первичной партийной организации ведущий конструктор В.Л. Катаев вспоминал, что Михаил Кузьмич, состоявший на партийном учете в группе ведущих, часто беседовал с ним лично, интересовался мнением сотрудников и всегда расспрашивал о настроениях, бытующих в коллективе, а когда узнавал, что кто-то о нем отзывался не очень лестно, то очень сильно переживал, ему становилось очень больно.

Стремясь не потерять связующих нитей с сослуживцами, он, очевидно, много внимания уделял анализу своих поступков и решений, вопросу не приказного, формального, а морального права быть лидером.

— Ты что думаешь, я здесь самый умный? — озадачил он однажды в приватной беседе партгрупорга.

Главным ориентиром в проводимой политике при любых обстоятельствах оставалось мнение коллектива. Всегда, когда в чем-то сомневался или хотел знать, что думают по этому поводу сослуживцы и совпадает ли их мнение с его собственным, Михаил Кузьмич пытался создавать обстановку, позволявшую каждому, без оглядки на окружение, высказать свое мнение, не стесненное рамками производственных отношений. Одним из приемов, к которому он прибегал в крайнем случае — тайное голосование. Например, при выдвижении на государственные премии. А потом, после состоявшегося голосования, удовлетворенно заявлял:

— Я тоже так думал.

И чувство внутренней радости, что большинство (вернее он как и большинство) думает одинаково, невольно отражалось на его лице.

Поэтому, заботясь о своем реноме, всегда старался оставаться объективным в любой обстановке. Это в частности, проявлялось в том, что умел признавать собственные ошибки. Если кто-то мог доказать, что Главный в данной ситуации не прав, то Михаил Кузьмич с улыбкой прямо и откровенно признавал правоту и победу своего оппонента.

Однажды во время обсуждения с ведущим конструктором В.Л. Катаевым возникшей проблемы Главный вдруг неожиданно отреагировал:

— Чепуху городишь.

И стал излагать свою точку зрения. Когда же собеседник развил и более подробно обосновал предлагавшуюся идею, Михаил Кузьмич, подумав, также неожиданно признал ошибочность своего суждения.

— Нет, это я чепуху горожу, а ты говоришь правильно…

О том, что Главный не чурался признавать свои ошибки, свидетельствует и Г.Д. Хорольский. Вот показательный диалог:

— Михаил Кузьмич, я же Вам говорил, что события могут развернуться в ровно противоположном направлении.

Главный внимательно посмотрев на ретивого инженера, отпарировал:

— Ты же неубедительно доказывал мне. Но я признаю, что ты смотрел дальше и оказался более предусмотрительным. Жалко одного — какая была проведена работа и все пошло насмарку. Знаешь, медведь тоже любит камни катать, но разве это можно назвать работой?…

В последнее время работы в конструкторском бюро, уже будучи тяжело больным, когда многое можно было списать на плохое самочувствие, Михаил Кузьмич находил в себе мужество признавать свои слабости, проявившиеся в неприсущей ему раздражительности и несдержанности иногда даже и без особого повода.

Тем не менее, такие сцены не носили безобразного характера, и, если даже эмоции вдруг выплескивали через край, то это не воспринималось как причина для создания конфликтных ситуаций. Сослуживцы тонко чувствовали, как тяжело отражалась работа на ухудшавшемся здоровье Главного, как непросто давались ему последние шаги, и не "таили камня за пазухой". Глубоко по-человечески понимая все, они оставались верными своему Кузьмичу.

— В одно из последних посещений, — вспоминает В.Л. Катаев, — зайдя в кабинет, застал Михаила Кузьмича, стоящего одетым. Он складывал документы в сейф и сразу предупредил, что уходит. Я стал настаивать, и он еще раз повторил, что уже уходит. Однако, ссылаясь на минутное дело, я проявил настырность. И тотчас же глубоко об этом пожалел, так как в ответ услышал:

— Ты… не понимаешь, что я говорю? Мне врачи разрешают всего два часа в день работать!

В этот момент он качнулся и задел сейф. Видимо, Михаилу Кузьмичу было очень плохо. Мне стало крайне неудобно за свое поведение, вынудившее его на такую реакцию. Ведь в подобных ситуациях М.К. Янгель никогда не ругался, а потому это было совершенно неожиданно.

Что-то пробормотав, я повернулся и ушел. Минут через двадцать звонит телефонный аппарат. В трубке знакомый голос секретаря Главного — Лидии Павловны, которая сообщила, что Михаил Кузьмич просит извинить его за несдержанность и сожалеет, что погорячился.

Это М.К. Янгель приехал домой и сразу же позвонил в приемную…

Бесконечно скромный и непритязательный в быту, под конец жизни, чувствуя, как тает здоровье, Михаил Кузьмич начинает задумываться, где найдет последнее пристанище. Среди соратников размышляет о Красной площади и Новодевичьем монастыре.