Янка Дягилева. Придет вода (Сборник статей)

Суицид, самоубийство, как лучший способ воздействия на окружающую действительность, на все то, что обрушивается на голову человека — вот, по Егору Летову, главное. Самоуничтожение как способ изменения мира к лучшему. Правда, я подчас не уверен в том, что ему действительно хочется изменять мир, и это понятно — за прошедшие десятилетия все мы были свидетелями неоднократных попыток изменить мир, перекроив его по своему образу мыслей. Так что уход от мира — вполне объяснимая для меня теза — всегда проще уйти, чем попытаться «хоть что-то изменить когда-нибудь». А иногда и не остается возможности. Но в мире Егора, где чувство боли часто переходит в исследование механизма этого чувства, где ненависть ко всему окружающему становится доминантой, я не нахожу места человеку — тому, которого так много было в песнях Янки. Именно поэтому я предпочитаю Янку Егору, как предпочитаю Ричарда Баха Карлосу Кастанеде. Может быть, Баху не хватает глубины, но зато в нем больше искренности и доброты, мир же Кастанеды без искренности и доброты обходится. Обнаженные нервы Летова становятся стальными трубами, янкина же душа с содранной кожей билась о колючую проволоку бытия.

«Я повторяю десять раз и снова — никто не знает, как же мне…» В индустриальном Новосибирске, где дым от труб застит небо, где Янка, у которой было столько друзей, жила одна, не нашлось никого, кто бы забеспокоился, когда она исчезла. «А, поездит по стране, вернется», — так можно суммировать мнение городской тусовки. Но пробило Москву. Поиски велись из белокаменной.

Я намеренно избегаю цитирования ее песен — вы сами их прочтете. Есть расхожее мнение, что и она, и СашБаш предсказали свою смерть в песнях. С этим можно согласиться, можно спорить, но для меня ясно одно — они предсказали и то, что будет после. Строчка Янки «о, продана смерть моя», похоже, начинает обретать воплощение. Мне не близко мнение нашего андеграунда — «нельзя отдавать ее на растерзание совку, о ней и так мало кто знал, пусть она останется одной из наших», но меня передергивает от плаката с ее стихами, выпущенного малопонятно кем на плохой бумаге и с плохим качеством печати, который периодически появляется в продаже на рок-мероприятиях. И, возвращаясь к разговору о панке, следует четко уяснить для себя: к панку Янка имела такое же отношение, как к вальсам Штрауса. Она имела отношение к жизни — и все. Это было очень янкино отношение.

Не рассматривайте этот материал как акт продажи ее смерти. Есть вещи, которые нельзя сделать за деньги. Я люблю Янку. Пусть земля будет ей пухом.

Артем Липатов.

«Студенческий Меридиан», Москва, 1991 г.

СМЕРТЬ ВЫБИРАЕТ ЛУЧШИХ…

У меня в сумке до сих пор «живет» старый блокнот — с прошлой осени, с «Рок-Азии». Обложка его перемазана пастой — это от плотного, мощного «саунда» группы Янки Дягилевой — панк-фолк-рок-барда — потек стержень. Там же в блокноте, два густо исписанных листочка с вопросами к Янке, заготовка интервью… Но интервью тогда не получилось: Янка не согласилась. «Просто поговорить — пожалуйста, но в газете не должно быть ни строчки…» — «Но почему? Может быть, Вам это не нужно, но это может быть нужно другим…»

— «Те, кому нужно, сами разберутся, кто я и зачем все это…» В ней не было избалованности, рокерского «форса» и хлестко-эпатирующего выпендрежа. В эпицентре беззапретной «рок-азиатской» вольницы мы разговаривали с ней на «Вы» и не испытывали от этого стеснения…

Я действительно не записала тогда ни строчки. Но время от времени обрывки из этого разговора потом всплывали в памяти. Мы заговорили о Башлачеве, о его смерти, и Янка сказала, что да, бывает так плохо, что хочется и пожалеть себя, «но я тогда думаю, что есть люди, которым еще хуже, чем мне. Чего себя-то жалеть…» — «Слышала, будто на «Мелодии» готовится Ваша пластинка?»

— «Ложь. Не записывалась и записываться не собираюсь, даже если предложат…» И опять про то, что если кому нужно… На фоне бесконечных разговоров о коммерческих подходах, о «раскручивании» групп, о том, как прорваться, пробиться, продраться, янкины слова были чем-то вроде стакана воды, выплеснутого в лицо. Янка с отвращением смотрела на толпу, мирно шелестевшую в табачном тумане клуба участников, и яростно чеканила: «Я ненавижу тусовку. Эти люди хоронят рок…»

Простите, Яна! Я не знаю, как по-другому озвучить свой «Реквием» для Вас. Вы погибли, и мы, скорее всего, никогда не узнаем, был ли то несчастный случай или страшная необходимость. Смерть самых лучших выбирает, а живым оставляет право мучиться потерями и болью…

Е. Гаврилова.

«Молодежь Алтая», Барнаул, 1991 г.

ЗДРАВСТВУЙ, МОЯ СМЕРТЬ

«Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам»

(Яна Дягилева)