Янка Купала

И Купала более молчаливый, чем обычно, и, как никогда, теперь молчалив от радости, теперь молчалив от того, что он нашел ключи к своему поэтическому приближению к воссоединению: на земле Давида Сасунского их так легко найти, ведь эта земля, как и его Беларусь, тоже была разделена, тоже многострадальная, героическая, эпическая! Бьются волны Севана у ног молчаливого Янки Купалы, не зная, что раскачивают ритм его песен воссоединению. Высится валун на валуне стеною храма Гаянэ, не зная, что и они возвышают строфу над строфой новых стихов Купалы. И всенародная радость величественной чаши столичного стадиона, сама того не зная, вливалась тоже в переливы радости Янки Купалы — во все одиннадцать купаловских стихотворений «На западнобелорусские мотивы», под которыми его рукой будут проставлены место и дата написания: «Ереван — Минск. Сентябрь 1939 г.».

Стихи на западнобелорусские темы — это прорыв Купалы и в эпос, и в лирику. Прорыв в эпос был слабее, ведь самой реальной жизни западных братьев, оторванных на целых долгих двадцать лет, поэт не знал: его представления о ней оставались представлениями о сермяжной дореволюционной Белоруссии вообще, и тут Купала близок к трагическим сюжетам своих дореволюционных поэм. Зато песенные, лирические стихи — само вдохновение, наполнены народной радостью воссоединения, выраженной великим народным поэтом:

С Запада ты, я — с Востока

Нашей Беларуси,

Нам века под вольным солнцем

В братском жить союзе...

Позабыв про все напасти,

Вольный и счастливый,

Будешь жить с мечтой в согласье,

Брат мой терпеливый.

...Еще 29 сентября Якуб Колас ждал Купалу. Колас писал в этот день одному из своих друзей: «Жду Янку... Видимо, приедет сегодня... Хочу подговорить его сделать выезд в лес. У него осталась машина. Он так заездил ее, что она оказалась не в состоянии служить армии. А моя, наоборот, была в полной исправности, и ее мобилизовали».

Лес, конечно, только повод. Ведь они, Купала и Колас, целый год не виделись! Главное — не виделись после воссоединения. Прошла же целая эпоха, и не на лоне ли природы лучше всего им выговориться по этому поводу?!

Однако же Колас и аккуратист. Вот уж будет подтрунивать над ним Купала: «Если бы ездил на своей, то и сейчас бы ездил! Но это, Коласок, и символично, ведь ты же специально берег колеса своего автомобиля для исторической службы, не так ли?..»

В лес, однако, выехать им в ту осень времени так и не нашлось, так как и купаловский «шевроле» ждали западнобелорусские дороги. Первый их выезд был 8—15 октября в Столбцы — на родину Коласа, в Волковыск и Белосток, второй — 27 октября — в Белосток, третий — в середине ноября — в Белосток и Слоним. Каждая из этих поездок глубоко волновала Купалу, но особенно поездка на Народное Собрание Западной Белоруссии, которое приняло Декларацию о включении Западной Белоруссии в состав БССР.

Три дня продолжалось это собрание — 28, 29, 30 октября, великое собрание, историческое собрание, которое осуществило мечты и Купалы, и Коласа, и Бронислава Тарашкевича со всей его 100-тысячной Крестьянско-работнической белорусской громадой, Сергея Притыцкого, Веры Хоружей, Владимира Царука и других замечательных сыновей и дочерей Западной Белоруссии, и мечты лучших ее певцов — Максима Танка, Валентина Тавлая, Пилипа Пестрака, Михася Машары, Анатоля Иверса, Миколы Засима, Нины Тарас, Гальяша Левчика, Михася Василька, Алеся Соллогуба.

«Мне никогда еще не приходилось видеть такой съезд, такое, народное собрание, где бы с такой силой изливалась душа народа, его горькая кривда... И какой это прекрасный народ!..» — писал о собрании Якуб Колас, одновременно признаваясь в том, о чем у него только в этом единственном письме, а у Купалы вообще ни в одном письме не прочтешь. Колас, радуясь за свой народ, добавлял: «Меня также глубоко взволновало и то обстоятельство, что белорусский народ не забыл и о своих песнярах, обо мне и Купале, и выразил нам во всеуслышание свою признательность».