Янмэйская охота

Виттор скомкал письмо, взвесил на руке, будто собираясь бросить в лицо Ионе… Уронил на пол.

— Вот, значит, как.

— Я сказала, что это… моя вина. Сказала, ты ради меня…

— Благородненько, — с явным презрением выплюнул Виттор.

Развернулся и зашагал к двери.

Иона бросилась следом. Если он выйдет таким, с такими мыслями о ней… Не вообразить ничего хуже!

— Постой, — она вцепилась в него, — ну постой же! Прости меня, умоляю! Я не хотела… Я приказала: очень осторожно. Но должна была понять, подумать, как кайры… Должна была пойти сама… Я виновата, любимый! Я виновата ужасно, непростительно… Но я так не хотела!

Он долго смотрел ей в глаза.

— Знаешь, чего я жду? Слез. Если б ты верила себе, ты б заплакала.

— Я не умею… — выдавила Иона. — Прости меня…

— Ты — ледышка. Северная дрянь.

— Я — северная дрянь, — прошептала она. — Я люблю тебя. Прости, если можешь…

— А сама ты можешь себя простить?

Иона покачала головой:

— Не могу.

Виттор едва заметно кивнул:

— Ладно… Я постараюсь.

Он сделал движение — едва коснулся ее волос, будто думая погладить. Но и это было много. Очень много.

Прежде, чем уйти, Виттор сказал:

— Твои кайры вернутся в Первую Зиму. Сейчас у нас гости, при них не стоит раздувать скандалы. Но едва Флеймы уедут — уедут и кайры.

* * *

Встреча гостей с графом Шейландом состоялась утром и прошла в самых радушных тонах. Виконт Сомерсет тепло поблагодарил графа за приглашение и за возможность стать посредником в важной дипломатической миссии. Леди Нексия призналась, что путешествие развеяло ее печали и спасло от хандры — граф будто чувствовал, как помочь ей. Виттор же высоко оценил, что гости бросили столичные развлечения ради поездки в унылый туманный Уэймар. Если кто-то в этом городе и стоит такой жертвы, то только Северная Принцесса. Гости от всей души согласились.

Затем обменялись подарками. Леди Ионе достался удивительный медальон с ликом Светлой Агаты работы надеждинских ювелиров, графу Виттору — изысканный мужской парфюм, столичная диковинка, едва вошедшая в моду. Граф же подарил Сомерсету искровую шпагу, а Нексии — редкой красоты игреневую кобылу.

— Красавица! — восхитилась Нексия. — Богиня мечты могла бы ездить на такой!

После завтрака и утреннего кофе граф Виттор повел с гостями беседу о делах. Они обсудили брак приарха Альмера со внучкой Фарвеев и последствия, из него вытекающие. Коснулись первых заседаний Палаты, суда над Менсоном, отравления Леди-во-Тьме. Разговор велся непринужденно, со светскою легкостью. Собеседники сыпали остротами и ни во что не углублялись сверх меры, а лишь намечали свое отношение к событиям — чтобы ни в коем случае не создать повода для спора.

Иона слушала их будто сквозь толщу воды. Лежала на дне грязного озера, придавленная глубиною, не слыша голосов, почти не видя людей сквозь илистую муть. Она ощущала себя больной, изломанной, разрушенной. Все давалось с трудом: движения, слова, мысли, дыхание. Не хотелось ни выздороветь, ни утешиться, ни чего-либо иного. Желание требует душевных сил, а их не было.

Память представляла собою черную пропасть. Ступить мыслями в события минувшей ночи — означало рухнуть вниз и без конца падать, падать в чувство собственной ничтожности. Иона не могла перешагнуть эту пропасть и подумать о чем-то более раннем. Минувшая ночь будто отсекла от нее всю предыдущую жизнь. Те, прежние годы больше не принадлежали ей.

А Виттор все продолжал болтать с гостями. Они говорили теперь о каком-то предложении приарха, его суть не оглашалась — а может, Иона просто упустила смысл. Предложение обсуждали с таким же беглым остроумием, как и все прочие темы. Кажется, оно забавляло собеседников — особенно всех веселила мысль, что такой ортодокс, как Галлард, мог породить новую идею. Виттор беззаботно шутил об этом, Нексия смеялась, прикрыв рот ладонью.

Удивление — вот первое чувство, возникшее в душе Ионы после катастрофы. Это чувство было чуть светлее мрака и чуть теплее льда, потому выделилось из темноты. Как Виттор может шутить? Нексия и Сомерсет не знали, что случилось ночью, а если бы и знали — это мало касалось бы их. Но Виттор способен шутить и смеяться — как?.. Ему хватило нескольких часов сна, чтобы преодолеть все?..

От этих мыслей Ионе сделалось только хуже. Она понимала, что долг истинного лорда — именно таков: скрывать при гостях любую печаль, не терять остроумия и трезвости ума. Виттор вел себя безукоризненно, и на его фоне Иона казалась себе еще более ничтожной. Не в силах больше терпеть, она сослалась на головную боль и попросилась удалиться. Виттор одарил ее теплой улыбкой:

— Конечно, душенька! Не утомляй себя.

Она позорно сбежала и заперлась в спальне. Мучения лишь усилились. Покой и тишина, только что желанные, оказались новыми инструментами пытки. Иона привыкла думать и чувствовать, давать пищу уму и душе. Досужая болтовня гостей хоть как-то, хоть чем-то занимала ее. В уединении ум Ионы машинально искал себе применения — и неизбежно касался вчерашних событий. Так язык не может не трогать шаткий больной зуб.