— По милости богов, довольно незначительно. Надо заменить веревки, починить корзину и горелку. Хорошо бы еще восполнить запас водорода, но и без этого летучести хватит для небольшой высоты.
— А много ли времени займет ремонт?
* * *
Небесный корабль степенно плыл над Львиными горами. Заходящее солнце окрашивало шар в нежный цвет губ красавицы. Его тень, огромная как облако, скользила по скалам и ущельям. Впереди виднелась уже туманная чаша Бездонной Пропасти и острый стерженек Башни-Зуба, примостившийся на краю бездны. А внизу, под корзиной, белели армейские шатры. Две дороги вели к Башне-Зубу: одна с севера, через ущелья, вторая с востока, по краю Пропасти, — и обе перекрывались войсками. Пятна палаток, огоньки костров покрывали дно ущелья густой болезненной сыпью. Не вмещаясь на дне, забирались и на уступы, и на мелкие плато, маячили даже на верхушках плоских скал.
— Очень много солдат! — с недовольством вымолвил Гортензий. — Не знаю, сколько снега бывает зимою на проклятом богами Севере, но, наверное, именно столько.
— Вовсе не много, — возразила Чара. — Здесь нет и десятой доли того числа, которое вел Степной Огонь.
Охотник спросил:
— Как вы оцениваете их численность, миледи?
— Целый полк здесь, на северной дороге, да еще две роты на восточной. Общим счетом — от двух до двух с половиной тысяч копий.
Мастер Гортензий поперхнулся от возмущения:
— И это вы назвали словом «немного»? Барышня, на мой взгляд, немного солдат — это два или три, ну от силы четыре, если они пьяные! Когда солдаты собираются числом больше десяти — не жди от них ничего хорошего, а жди какой-нибудь мерзопакости. Например, горящей стрелы!
— Хватило одного моего лука, чтобы снять вас с неба, — возразила Чара.
— Значит, вы со мной согласны: один стрелок — уже беда, что и говорить о двух тысячах!
Гортензий плеснул масла в горелку, заставляя шар подняться выше, хотя он и так шел в доброй тысяче футов над землей.
— Не набирайте высоты, сударь, — приказал Охотник. — Скоро нам снижаться, а от солдат угрозы нет.
Действительно: воины в ущелье только глядели вослед небесному кораблю, да некоторые махали шлемами; никто и не думал браться за луки. То были солдаты Второго из Пяти. Очевидно, он уже давно предупредил их о возможном прибытии шара.
— От них нет угрозы в данную минуту, — справедливо заметил Гортензий, — но что случится, когда они узнают ваши планы? Ведь от меня, славный, не укрылось ваше намерение взять в плен Второго из Пяти! Не будет ли мудро отказаться от него, пока не поздно?
— Ха-ха, — только и выронил Охотник.
— Но у Второго тысячи воинов на дорогах, да в самой башне еще, поди, немало! Нас же только четверо, а если принять в учет тех, кто имеет желание сражаться, то останется двое!
— Ха-ха, — повторил Охотник.
— Если мы решили взять Второго, то он не спрячется и в Бездонном Провале! — сказала лучница, с полною верой глядя на командира.
За те дни, что длился ремонт Двойной Сферы, Хармон успел заметить, сколь глубоко уважение шаванов к Охотнику. Рядовые всадники ловили каждое его слово. Даже слишком витиеватая речь, в иных условиях вызывавшая бы злость, из уст Охотника принималась как признак тонкого ума. Всадник Бирай носил титул ганты, то бишь, вожака, однако легко и без ревности уступал Охотнику принятие решений. Он будто даже наслаждался тем, что, сохранив титул, избавился от бремени ответственности. Козлорогий Зандур и его люди — полнейшие дикари, с трудом говорят по-человечески, поклоняются не Праотцам, а смешно сказать — кому. Но Охотник нашел ключ и к их сердцам.
Единственный, кто не был доволен его властью, кто на виду у Хармона несколько раз перечил Охотнику, — это шаван Неймир. И Хармону не составило труда понять причину его недовольства. Стоило раз увидеть, какими глазами смотрит на Охотника рыжеволосая Чара, спутница и любовница Неймира, — и все стало ясно.
Сидя в лагере шаванов, торговец вспомнил свою давнюю забаву — наблюдать за отношениями между людьми. В первый день, конечно, он хлебнул горькой: всадники презирали его за подлость и женоубийство, насмехались и пинали. Но Чара вступилась за него: мол, он убил никому не нужную северянку, и ту случайно, зато спас шаванку Низу, их соплеменницу. Да и кража Священного Предмета требует немалой дерзости, слабаку такое не под силу. Шаваны признали ее правоту и стали чуток добрее к Хармону, но, конечно, веревки не развязали. Вот и осталось ему одно: смотреть.