Яноама

Неподалеку слышался шум воды. «Тут поблизости должен быть ручей». Я еле держалась на ногах. Попыталась отыскать ручей, но в лесу было очень темно, лишь высоко в небе мерцали звезды. «А что, если появится ягуар?» Я отыскала тонкое дерево и стала взбираться на него. «Ягуар не влезет на тонкое дерево»,— с облегчением подумала я. Когда я влезла на дерево, ядовитый муравей токандира укусил меня в ногу, другой — в пятку. Я попыталась сбросить их, то тут еще один муравей укусил меня в руку. Тогда я спустилась вниз и угодила прямо в муравейник. Токандира всю меня искусали. Тут я не выдержала и разрыдалась в голос. «Господи, куда теперь идти. Как больно! Лучше мне было сразу умереть!» Я прошла еще немного, потом остановилась — иссякли последние силы. «Переночую здесь»,— решила я. Внезапно я увидела невысокое дерево. Из него индейцы приготовляют эпену, которую потом вдыхают колдуны. Ветки этого дерева похожи на зонтик. Я задыхалась от боли, но все-таки сумела добраться до первых веток. «Нет, слишком низко, ягуар может допрыгнуть». Не помню уж как, но я вскарабкалась по стволу немного повыше. «Нет, и здесь ягуар сумеет меня достать»,— решила я. Наконец я доползла до двух самых высоких веток, уселась на них и ногами крепко обхватила ствол.

Ночью меня больше всего донимали комары. Прежде я никогда не видела таких больших комаров. Красные с белым брюшком, индейцы называют их якамин, комары-жакамины (птички), целиком красные — комары-олени, беловатые — комары-броненосцы. Все они нещадно кусали меня. Я плакала и молилась богу.

Не знаю, сколько прошло времени, но только вдруг я услышала, что внизу под деревом ходит ягуар. Он сопел, словно бык. Я до смерти испугалась, затаила дыхание и еще крепче прижалась к стволу. А ягуар стал царапать когтями кору: «крех, крех, крех». Дерево закачалось. «Если он заберется вверх, что тогда делать? Сломаю ветку и ударю его по морде». Я смотрела вниз. Но было совсем темно, и я ничего не видела. Облака скрыли от меня даже и звезды. «Ягуар ударом своих лап сбросит меня на землю и там загрызет». Я снова громко заплакала. Но зверь на дерево так и не влез. Он ушел, потом вернулся и попытался взобраться на дерево с другой стороны. Он шипел и фыркал в темноте, точно огромный кот. Я совсем обессилела и чувствовала, что вот-вот упаду. Но я говорила себе: «Светает, уже утро». Но это было не утро. Просто облака поредели и на небе снова засверкали звезды. Когда же наступит утро?»

Едва забрезжил рассвет, ягуар исчез. Я смотрела вниз и никак не решалась спуститься. Вблизи послышался женский голос. Я не ответила. Но женщина продолжала кричать: «Напаньума, дочь белого человека, где ты, отзовись? Иди ко мне».

Тогда я крикнула: «У-у-у». Женщина подбежала к дереву. Это была жена дяди тушауа. Она отыскала меня по следам. Я слезла и села на землю. Женщина посмотрела на меня и заплакала. «Где ты была?» «Вы бросили меня,— ответила я.— Я вас звала, но вы были уже слишком далеко. А потом я упала со скалы. Броненосца оставила вон там». Женщина снова посмотрела на меня и спросила: «Ты не разбилась?» Она заставила меня повернуться и увидела нарыв на спине. Она сильно надавила, и я громко вскрикнула — так мне было больно. Женщина заплакала от жалости ко мне, и я тоже заплакала.

«Бедняжка,— сказала она,— как же ты с таким нарывом могла взбираться на скалу! Покажи, где ты упала? Броненосец там остался?»

Мы пошли к скалам. «Неужели ты не поняла, что это скала?» — «Было темно, я думала, что карабкаюсь вверх по тропинке. А когда оступилась, то уцепилась за какое-то деревце, но корни не выдержали и поползли вниз».

Женщина нашла броненосца, связала лианами и взвалила тяжелую ношу себе на плечи. «А теперь пошли, только медленно. Ведь быстро идти ты не можешь»,— сказала она.

Наконец мы добрались до селения. Жена дяди тушауа дала мне соку пальмы бакабе и плодов муму. Когда я поела, она сказала: «Ложись в гамак, отдыхай». Она согрела воду и промыла нарыв. Мне было больно, и я тихо постанывала. «Ложись и постарайся заснуть. Ты же всю ночь не спала»,— сказала мне эта добрая женщина.

ЗРЕЛОСТЬ. БОЛЬШАЯ ЖАБА

В селении, куда мы пришли, две девушки были «на карантине»[22]. Девушек двенадцати — пятнадцати лет, когда они окончательно формируются и у них начинаются месячные, помещают «на карантин», а проще говоря за высокую изгородь, сделанную из веток пальмы ассай и веток мумбу-хены. Все ветки крепко связывают лианами, чтобы девушек нельзя было увидеть. Оставляют лишь маленький проход. Мужчины и мальчики не смеют даже смотреть в сторону изгороди. Горящий очаг и гамак — вот и все, что есть в «карантине». Гамак должен быть хорошо натянут, не то девушка будет горбатой. Мать девушки и ее подруги одни могут зайти и поддержать огонь. Очаг должен гореть беспрестанно весь день, иначе небо потемнеет и начнется дождь. Если небо заволакивают тучи, старики спрашивают у родителей девушки: «Горит за изгородью огонь? Вы что, не видите, как потемнело вокруг? Сейчас гром извергнет огонь».