Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии

Зелен сад-виноград,
Славне місто Ленінград,
А які твої слова
Про Сергія Кірова?

Марийка. Этот еще кончаем, подружки, а я уже новый узор сложила. Края на ковре будут из виноградного листа. Вот так стоит наше звено. Ты, Саня, ты, Докия, потом Мотря, потом я. В руках у нас виноград. Это мы принимаем на винограднике гостей. Самых дорогих гостей. Таких гостей, что и не выговорю. А вот так полем идут к нам и гости. Угадайте, подружки, о ком я задумала?

Саня. Ленин и Сталия. Кто же еще?

Докия. Это бы и я угадала!

Марийка. Улыбаются, идут рожью. Вверху солнце и ни облачка.

Саня. А я еще и песню сложу!

Докия. Ов-ва, какая ловкая! Пока ты думала, я уже сложила.

Саня. А ну, скажи, какую?

Докия. Так я тебе и сказала! Станем на винограднике, солнышко греет, ветерок чуть дышит, а я и запою. Виноград песню любит. Сразу уродит тысячу пудов с гектара!

Саня. Ой, Докийка, не говори. Еще сглазишь. Это же больше ста шестидесяти центнеров! А у хлопцев звено в том году собрало только сто тридцать.

Марийка. Возьмем, девчата! Я все подсчитала.

Саня. Страшно! Хлопцы засмеют.

Докия. Еще Мотрю примем в комсомол — тогда у нас все звено будет комсомольское. А ты боишься!

Марийка. Девчата! Докия! Саня! Исключайте меня из комсомола. Я не могу. Пускай на вас не падет тень.

Саня. Да ну тебя!

Докия. Напишу хлопцам, чтобы бросили курсы в районе и неслись бегом сюда. Марийку исключать. Вот глупая девуля!

Марийка. Подружки мои милые! Если бы вы знали, как мне тяжело. Раньше, бывало, наработаешься за день и спишь, не шелохнешься. А теперь — ночью проснусь, не могу заснуть. Будто он около меня ходит…

Саня. Кто? Мой Семен?

Марийка. Не шути, Саня, не Семен. Сердце у меня стучит, а он ходит, ходит… Вдруг меня злость возьмет — так бы и столкнула в речку… А потом — другая мысль: он одинокий, он страдает…

Докия. Ты же от него бегаешь?

Марийка. То пугает, то просит, то гостинца передаст. То Христю подошлет. А я убегаю, а я убегаю…

Слышна музыка.

Докия (выглядывает за дверь).

Хоть бы сюда не лезли. Нам надо ковер кончать. Мы виноградницы, мы и ковровщицы, красота!

Саня (выглядывает). Все равно как Христя — и молодуха и роженица.

Докия. Саня! Как тебе не стыдно?

Саня. "Саня, Саня!" Даже опротивело. За дверями вечеринка, а ты и потанцевать не даешь!

Докия. Кончим ковер, тогда натанцуешься.

Саня. А я сейчас хочу. Марийка! (Подхватывает Марийку, вертит.)

Марийка. Пусти, у меня ноги не свои!

Докия. Отпусти ее, Саня. Слушай, Марийка, спрашиваю тебя по-комсомольски…

Марийка. Спрашивай.

Докия. Ну вот, например… Если бы этот твой бывший отец остался врагом, ты пожалела бы его?

Марийка. Нет, Докийка. Я давно отреклась.

Докия. Если бы понадобилось — жизнь за социализм, тебе не жалко было бы?

Марийка. Нет.

Докия. Вот и все.

Саня. Ну, что это вы, право, завели! Лучше вон взгляните, как на свету играет. (Хочет повернуть ковер. Докия не дает.)

Докия. Не надо, не надо. Потом! Ты, Марийка, постереги, а я сбегаю за шерстью. Это, наверно, Саня ее спрятала, она у нас лентяйка… Ей бы все танцевать.

Саня. "Саня, Саня" — все на Саню!

Докия. Бедная Саня, никак десятерых не переговорит. (Уходит.)

Саня. А я ей соврала, а я ей соврала! Я не танцевать пойду, а пойду к Семену и скажу ему: "Братик-голубчик, кудрявый чубчик, одна дивчина тебя ожидает, слезы, как горох, рассыпает…" (Убегает.)

Марийка. Саня, обожди! (Бежит.)

Входит Семен Твердо хлеб.

Твердохлеб. Марийка! Марийка!

Марийка (остановилась).

Чего тебе?

Твердохлеб. Чего-ничего, лишь бы было чего, коли нет ничего. (Смеется.)

Марийка. А мне плакать хочется…

Твердохлеб. Уж и плакать! Пускай враги наши плачут!

Марийка. Семен…

Твердохлеб. Я за него.

Марийка. Не люби меня, Семен…

Твердохлеб. Вот здорово. Я сам собирался спросить, любить тебя или нет… А ты словно угадала!

Марийка. Не люби меня, лучше мне одной остаться…

Твердохлеб. Марийка, это никуда не годится. Отними руки от глаз. Так. А теперь мы слезы утрем… Платок у меня чистый. (Утирает.) А слез как много! Ай-яй-яй! А еще звеньевая! (Выжимает платок.)

Марийка. Я не хочу, чтобы он был моим отцом. Я честно отреклась… Имею я право не хотеть? Мне хочется быть сиротой. Если бы я не жалела, то сказала бы ему… Нет, я бы не сказала, а просто забыла бы его… и все… А так — жалко, но жалеть не хочу. Я чувствую, что он чужой… Чужой…

Твердохлеб. Знаешь что? Он на несколько дней приехал. Потом уедет. А мы останемся. И все пройдет, позабудется…

Марийка. Бабушку Василину с собой заберет, Христю заберет, когда уедет. Меня дочкой называет, а у самого глаза мертвые, не улыбнутся…