Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии

Максим (спокойно). Да, может, у вас, Свирид Гаврилович, так сказать, товар, а я на этот товар купен. Вы видали такого купца? Поглядите, расспросите, поговорим, смотришь и породнимся.

Свирид Гаврилович. Что?! Вы этак сватаетесь к моей Надюше? Прямо с улицы да в зятья? И не думайте! Лучше я ее в домну, в чугун столкну. (Спокойнее.) Выкиньте из головы, толку не будет…

Максим (задумчиво). С чего бы это так? Настоящих птичьих королей по пальцам можно перебрать… Люди увлекаются патефонами, радиоточками. А где встретишь живую, веселую, талантливую птицу? В музее, в нафталине? Мой отец был король. Не верите? Настоящий птичий король. И птицы его узнавали. Прыгают перед ним в клетках, как детишки. Резвятся, купаются, порхают, перекликаются. Красота! А часы на стене — тик-так, тик-так. Заведут концерт — прямо райский хор…

Свирид Гаврилович(недоверчиво и с любопытством.) Может, сверчки какие-нибудь?

Максим. Возьмем по порядку. Малиновочка молоденькая. На голове черная шапочка. Начинает тихо, нежно, чистое серебро. А потом — как флейта: громко, ясно. Да еще и соловьиное коленце в песне заведет… Это вам — сверчок? (Загибает палец.)

Свирид Гаврилович (смягчился). Ну, раз.

Максим. А варакушка — синяя грудка, рыженький галстук — сверчок? (Загибает палец.)

Свирид Гаврилович. Ну, пускай будет два.

Максим. Еще малюсенькая, крохотная, нежная пеночка. Пинь-пинь-пинь! Нежнейшее существо. А поет!.. Словно серебряную ниточку ведет прямо к вашему сердцу. Ну кто может слушать пеночку без радостных слез?

Свирид Гаврилович

. Знает, на какой крючок брать! (Смеется,) А Надюша как? Давно вы знакомы? Вот молодежь пошла — от родного отца прячутся. Ну, скажите, не стыдно, а?

Максим. А чего тут стыдиться, Свирид Гаврилович?

Свирид Гаврилович(снова сердито). Что вы мне голову морочите? И вообще я мог бы еще поспать, кабы не этот проклятый кондуктор — разбудил за час до дома!

Максим. А дочку готовы за любого спихнуть. Что она вам, хату просидела?

Свирид Гаврилович. Молодой человек… Привяжите язык…

Максим. Или она хлеб даром ест? Или успела уже надоесть? Или такая противная, что никто и не смотрит?

Свирид Гаврилович. Отказываюсь с вами разговаривать! Не приставайте ко мне!

Максим. Я просто обиделся за несчастную девушку, которую тиран отец хочет выпихнуть из дома… За первого встречного…

Свирид Гаврилович. Выпихнуть? Послушайте… Я сейчас же перейду в другое купе… Надо уважать седину, молодой человек, да! Довольно… Не перебивайте! Надюша моя давно обручена. С детства обручена. И ее нареченный — достойный человек, сын рабочей династии, хороший инженер, не то, что некоторые… Да! Потрудитесь не перебивать. Имейте в виду, что мы, старые доменщики, не отдаем дочерей куда-то в другую веру. Еще детьми их обручили — мою Надю и Максюшку… Максюшка — молодец… Сын лучшего друга, пусть легко ему на том свете икнется — старому казаку-доменщику Ивану! Боже мой, как годы бегут! Не зря поется: "Ой, вернитесь, годы мои, загляните хоть в гости…" Хватит. Молчу. Прошу ко мне не обращаться. Да!

Максим (после паузы). А едете вы, наверное, от Хомы Мартыновича, правда?

Свирид Гаврилович. Не разговаривайте со мной! (Не выдерживает.) Откуда вы знаете?

Максим (серьезно). По радио передавали. Сейчас же за последними известиями. "Внимание, внимание! Свирид Гаврилович ездил в гости к Хоме Мартыновичу. Старые друзья выпили по рюмочке, попели украинских песен и послушали знаменитого соловья…"

Свирид Гаврилович

(надевает очки). Постойте! А ну, не двигайтесь. Голову вот так. Чуть сюда. (Долго всматривается.) Максюшка, сучий ты сын!.. (Кинулся обнимать, целуются накрест.) Да как же это я тебя не сразу признал? У тебя ж характер отцовский. Вылитый казак Иван, чтоб тебе пусто было! Ну-ну! К нам?

Максим. К вам.

Свирид Гаврилович. Вот Надюше будет сюрприз. Только предупреждаю, пальца в рот не клади. Откусит. И сказала — ни за что за тебя не пойдет… Да! (Обнимает снова.) Ну и Максюшка, чертов жук! Почему не признавался?

Максим. А как здоровье Хомы Мартыновича?

Свирид Гаврилович. Живет. Один как перст. У меня хоть Надюша есть. А он теперь один. Вот везу его соловья к себе на курорт. Хома Мартынович двигается на один курорт, а его соловей — на другой, ко мне. Ты чуешь: впервые в жизни на семидесятом году сдурел старый Хома — на курорт едет! Соловья не на кого оставить. Его приемыш — Дуся — у нас на вокзале в буфете работает.

Максим. Значит, на Советскую власть жалоб нет!