Янтарь в болоте

– Да на тебя у меня вообще зла не хватает! – отмахнулся Остап. – Ты сам когда в последний раз шашку в руке держал? А на коня садился? Небось на рысях кулем свалишься! Во-е-во-ода, – протянул презрительно.

– Положим, вот так я никогда и не умел, – возразил Олег. – Сам говорил, в двадцать с лишком на коня в первый раз садиться – ничего путного не выйдет. А вот на кулаках со мной слабо потягаться? То-то же. Тут уж кто чему учился.

– Пять лет назад, может, и слабо было бы, а сейчас не уверен. – Конюх ответил недовольным взглядом искоса. – Совсем дурной стал, смотреть тошно. Хуже князя.

– А князь-то тебе чем не угодил? – опешил воевода. – Или тоже с дружиной должен на коне скакать да шашкой махать?

– Должен! – непримиримо заявил Остап. – А он в кораблики играется! Как мальчишка со щепочкой у вешнего ручья! – Он ругнулся и сплюнул под ноги. – Хорошо наследник парень ладный. Вон как ловко с шашкой управляется!

– И кто из нас еще что пропил! – вздохнул Олег. – Ты чего разворчался-то, не пойму? Ха! Слушай, а знаю. Ревнуешь.

– Чего? – опешил конюх, даже шапка вместе с бровями приподнялась. – Чего это ты выдумал? Чего я ревную?

– А то, что девка эта половчее любого из твоей любимой первой сотни будет, это даже мне видно, – довольно ухмыльнулся воевода. – Вот тебе за них и обидно.

– И чего это мне обидно? И ничего мне не обидно! Мне за Белогорье обидно, что князь у нас непутевый и воевода первый ему под стать!

– Глупости говоришь. Если князь будет на коне скакать, Белогорьем кто управлять станет? – возразил Олег. – Нет, Ярослав все по уму поставил. Каждый своим делом занят. Князь княжит, законами занимается, ты вон кобылам хвосты крутишь, я… – Он запнулся, тут же пожалев, что вообще себя помянул, потому что Остап не замедлил сесть на прежнего конька.

– Горькую пьешь от безделья. Был бы моим сыном – так бы отходил тебя хворостиной, мало не показалось бы! И не посмотрел бы, что здоровый лоб!

– Но ты не мой отец, – резко осадил его воевода – больше не голосом, который прозвучал ровно, а злым, острым взглядом.

– Ну ладно, не серчай, – тут же пошел на попятную Остап. Вспомнил, что на слова о родителях Олег всегда отвечал зло и грубо. Причины конюх не знал, но ясно – не от большого счастья. Померли, видать, вот и горюет. – Чего тебя впрямь так рано-то принесло?

– Не спалось, воздухом подышать решил, – криво усмехнулся Рубцов и рассеянно потер загривок, поскреб щеку.

То есть правды не сказал, это Остап по нему тоже хорошо помнил. Врал первый воевода совсем плохо, когда что-то скрывал – вот так дергаться начинал, будто блохи его едят. Но конюх хмыкнул и в душу не полез, все равно ж не ответит.

Правильно рассудил – не рассказал бы. Но и не так уж соврал, если разобраться. Спалось ему как раз хорошо, и сны о-го-го какие снились, но после такого осталось лишь влезть под холодную воду, чтобы смыть пот и иные последствия уж больно яркого сна, а главное – голову остудить. Ну а после – только воздухом дышать, где уж там досыпать. Давненько ему не являлись во снах нагие девы, а уж так, чтобы девы знакомые, да еще чтобы сразу в вечер знакомства, да еще в столь откровенном виде, – и вовсе никогда.

Когда кругом полно всевозможной нечисти и прочих колдовских созданий, часть которых Олег так и не выучил, а о части и вовсе не слыхал, хочешь не хочешь – а взрастишь в себе осторожность, невольно выискивая в любой странности колдовской след. Однако даже со своей взлелеянной подозрительностью воевода дурного не заподозрил, тут Озерица очень ловко подстроила.

Олег только взбодрился да посмеялся над своей неловкостью. Ничего странного он в таком сне не нашел. Ну сколько он без женщины – пару лет? А тут эта чернявая…

Отношения с женщинами у него во дворце складывались странно. Поначалу льстило внимание веселых вдовушек и неверных жен, которые с известной целью липли к нему, словно медом было намазано. Казалось забавным видеть их насквозь, их простые и понятные желания, их самодовольство и глубоко запрятанную снисходительность – ему от них тоже многого было не надо. Девиц же избегал всеми правдами и неправдами, потому что их планы простирались дальше, их толкали тщеславие и жадность, а жениться он точно не собирался. И в тех и в других виделось столько дряни, что никакого желания знакомиться ближе не вызывала ни одна. А чистых и светлых душ он избегал уже с другой целью: не хотелось портить кому-то жизнь из-за собственной сиюминутной прихоти.

Потом стало совсем уж тошно от этих лиц, и он начал захаживать к продажным девкам. В Китеже была целая улица Косая, на которой они жили и работали. Это было честнее: вроде мысли и устремления те же самые, но никто их прятать не пытается. А еще, на удивление, приятней, потому что среди них попадались гораздо более искренние особы, чем боярыни во дворце.