Давно о первом воеводе при княжьем дворе не болтали, а тут – вон какой повод.
Только самому Рубцову, как всегда, было на это плевать. И на потерянную повязку плевать, и на побитого. Да, было удовлетворение от верно принятого решения, потому что Олег бы этого и на трезвую голову не отпустил на своих ногах, но глухо, в отдалении. А в остальном снова было мутно, тошно и хотелось выпить. Так что прав князь, лучше на воздухе проветриться, чтобы опять не попытаться набраться. Ну а не поможет… Пить в его случае лучше бы одному.
Алёна шла по парку быстро, но совсем не думая куда. Хотелось уйти подальше, пусть бы к самому лешему, – хоть и грозен, и страху она натерпелась, но он всяко проще, понятнее и… не такой.
Пока шла, алатырница плевалась и зло терла губы, пытаясь унять гадкий привкус и забыть мокрый, скользкий поцелуй. Уговаривала себя, что все это из-за хмеля, вспоминала другой поцелуй и другие объятия, убеждала, что не воевода сейчас с ней разговаривал, а вино. Почти получалось, но все равно горько было и гадко.
Ноги в этот раз оказались мудрее головы. Алёна шла, шла, да и пришла вдруг на высокий берег, от которого к озеру тянулся заливной лужок – гладкий, ровный, будто на картинке, затопленный лунным серебром. А на лужке том резвились простоволосые девицы в недлинных, выше колена, нижних рубахах. Колокольчиками звенел смех, потом одна затянула нежным голосом песню, другие подхватили…
«Не девицы, а русалки», – вдруг поняла алатырница.
Да и то верно, когда им еще праздновать? Они же тут не просто так, говорят, озерной девы свита.
Алёна замерла в замешательстве, не зная, как быть. И вперед не пойдешь, не хочется чужой праздник портить, и назад поворачивать – куда податься?
Вот только, пока раздумывала, ее заметили. Девушка лишь взвизгнуть и успела, когда земля вод ногами просела, сложилась в узкий скользкий желоб, и Алёна съехала вниз, как по ледяной горке зимой. Внизу ее мягко подтолкнуло в спину, заботливо поставило на ноги; алатырница пробежала несколько шагов, ловя равновесие, и растерянно оглянулась. Как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как желоб рассыпается брызгами; не из земли он оказался – из воды.
А через мгновение перед ней стояла сама Озерица – белоснежная, с искорками в волосах и на коже, в такой же рубахе, что и русалки, но теперь бы Алёна ее ни с кем не спутала.
– Ну здравствуй, Алёнушка, – проговорила озерная дева с ласковой улыбкой. – Что же ты в стороне стоишь? Что с нами не празднуешь?
– Здравствуйте! Да я… – начала алатырница, хотела сказать что-нибудь вежливое и пустое, но не придумала. Помолчала пару мгновений и вздохнула честно: – Напраздновалась я сегодня, довольно с меня.
Озерица растерянно подняла брови, обвела девушку задумчивым взглядом. В уголках губ еще пряталась улыбка, но глаза уже были серьезными, внимательными. От озерной девы не укрылись и следы слез, и беспорядок в одежде от бега, и встрепанная коса.
– Не дело это, одной в праздник куковать. Пойдем. – Она подцепила алатырницу под локоть и потянула куда-то вдоль берега, на ходу махнув русалкам, – видимо, чтобы продолжали веселье без нее.
– Да ну что вы из-за меня…
– Идем, милая, идем, – оборвала Озерица невнятные смущенные возражения. – Меня, Алёнушка, не всякий человек встретить способен, а ты уже второй раз ко мне выскочила.
– И что это значит? – все же спросила Алёна, поскольку пояснять что-то спутница не спешила.
– А Матушка знает! – улыбнулась та. – Но я так думаю, значит это, что я таким людям впрямь нужна, да к тому же помочь могу. Так что не спорь, расскажи, что за кручина приключилась, кто тебя обидел? Садись, – махнула рукой.
Путь вышел недолгим, и Алёна с удивлением узнала место, до которого добрались по берегу, – то самое дерево, у которого они встретились в первый раз. Но и не узнала тоже, потому что под ивой теперь расстилался заливной лужок, а крутой высокий берег сгладился пологим скатом.
– Чудно, – тихо пробормотала алатырница, послушно усаживаясь на низко склонившееся дерево. Как будто в прошлый раз оно было выше, нет?..
– Что такое? – Озерица устроилась рядом.
– Когда тут трава успела вырасти?
– А вот сегодня и успела! – звонко засмеялась дева озера. – Колдовская она, трава эта, вода под ней. На траве плясать всяко удобнее, а по воде русалки ходить не умеют, проваливаются. Да ты рассказывай, что за печаль приключилась? – вернулась она к прежнему вопросу.
Алёна немного посомневалась, но долго упорствовать не стала: слишком хотелось выговориться, хоть с кем-то поделиться. И пусть не решение всех проблем найти, но хоть сочувствие и понимание…
Поначалу, правда, собиралась только о княжеском дворце рассказать да о самом князе, никого лично не касаясь и не очень жалуясь, но незаметно разболтала все, даже о воеводе. Не только о том, как повел себя сейчас, но как оказался таким же, как и все остальные здесь. Вот уж верно – болото…