Янтарная комната

— Есть еще одна большая задача для вас, Борщенко. Надо добиться разговора с помощником лаверфюрера по строительству — майором Клюгхейтером. Он может нам помочь. Вам придется поговорить с ним от имени комитета… Как вы смотрите, товарищи?

— Разговаривать с Клюгхейтером надо нашему комитету! — убежденно подтвердил Митрофанов. — Западные товарищи с этим не хотят торопиться. Поручим Борщенко…

Борщенко перестал возражать и угрюмо выслушал указания комитета относительно разговора с Клюгхейтером.

— Теперь у меня есть вопрос к вам, товарищ Смуров, — заявил Шерстнев. — Как вы думаете, почему задержали Рынина? Его судьба меня очень беспокоит.

— Трудно ответить на ваш вопрос, Василий Иванович. Кто он по специальности?

— Он — ученый.

— А конкретнее?

— Строитель. Эта сторона его специальности имеет секреты…

— А еще конкретнее можете что-либо сказать?

Шерстнев замялся. Потом добавил:

— Он специалист по подземным сооружениям.

— Больше не продолжайте, Василий Иванович. Все ясно. Немцы могли узнать об этой его специальности?

— Могли заподозрить по отнятому служебному удостоверению.

— Так… — Смуров в раздумье потер переносицу. — Не повторилась бы для Рынина судьба Андриевского.

— Кто такой Андриевский и какова его судьба? — забеспокоился Шерстнев.

— Андриевский — инженер-метртростроевец!

— А почему вы это так подчеркнули?

— Извините, Василий Иванович, я не успел еще вам сказать, что фашисты строят здесь секретную базу подводных лодок. Идут подземные работы, на которых они и «вырабатывают» нас до смерти. И они буквально охотятся за специалистами по подземным работам.

— Но что же случилось с инженером Андриевским?

— Его выдал провокатор. И вот уже больше месяца мы ничего о нем не знаем… Но он не работает. Стало быть, его терзают гестаповцы… И, стало быть, — он все еще держится, если уже не замучен насмерть…

— Рынина тоже не сломить, — заметил Шерстнев, — Я его знаю почти двадцать лет…

— А мы, Василий Иванович, очень сожалеем, что не можем связаться с Андриевским и дать ему директиву принять предложение Реттгера…

— Как вас понимать? — спросил Борщенко.

— В подземном управлении строительством у нас нет своих людей. А нам надо вывести эту базу из строя…

— Как же это можно сделать? — заинтересовался Шерстнев.

— Мы уже накопили большой запас взрывчатки. Но не можем подобраться к подземному сердцу адской кухни острова. Может быть, не поздно еще связаться с Рыниным?.. Подойдет он для этого?..

— Давайте обсудим ваше предложение, — согласился Шерстнев. — Борис Андреевич выдержанный и решительный человек. Поручим Борщенко связаться с ним, пока не поздно… Если удастся…

Быстро покончили и с этим поручением Борщенко и разошлись.

Было уже поздно. Приближалось начало нового каторжного дня — первого тяжкого испытания для бывшей команды «Невы».

РЫНИН ОТВЕРГАЕТ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПОЛКОВНИКА

Обстановка в кабинете главного управителя острова, штандартенфюрера Реттгера, была суровой. Несколько простых стульев, и два деревянных кресла у широкого письменного стола — вот и все. Единственным предметом роскоши, резко бросавшимся в глаза, был чернильный прибор Реттгера. Но было ясно, что стоял он на столе не для практических надобностей, и не как украшение, а как символ…

В центре большой малахитовой доски, обрамленной по краям невысоким золотым парапетом, между хрустальных чернильниц в золотой оправе и с золотыми крышками возвышался на черном коне тяжелый рыцарь в золотых доспехах и с золотым оружием. Забрало его можно было открывать и закрывать, а на щите и плаще рыцаря чернел крест тевтонского ордена. Множество разнокалиберных карандашей и ручек лежало по сторонам от чернильниц, на лесенках из перекрещивающегося золотого рыцарского оружия.

Сейчас штандартенфюрер Реттгер сидел за столом и внимательно слушал доклад почтительно стоявшего перед ним оберштурмфюрера Хенке. Дослушав до конца, Реттгер снял трубку с телефонного аппарата.

— Инженер Штейн? Да, это я… Вам знакомо имя советского ученого Рынина?.. Так… Даже встречались с ним на международных конференциях?.. Так… Дальше… Очень крупный специалист? Консультант по подземным сооружениям?.. Так-так-так!.. Дальше… Ну, ну!.. Очень интересно!.. И труды его читали?.. Ага… А он вас не знает?… Жаль… Все?.. Благодарю!..

Реттгер бросил трубку на рычаг и повернулся к Хенке.

— Рынин — это важный трофей. Прошу относиться к нему вежливо. Не трогать. И сейчас же доставьте его ко мне!

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! Разрешите выполнять?

— Да…

Хенке четко повернулся и направился к двери, но Реттгер остановил его:

— Еще одно! Напишите мне рапорт об этом нашем агенте, бывшем на советском судне.

— Слушаюсь.

Через двадцать минут конвойные ввели Рынина в кабинет Реттгера.

— Выйдите в вестибюль! — приказал Реттгер конвоирам. — А вы, доктор Рынин, проходите ближе и садитесь.

Рынин молча прошел к столу и сел в кресло. Кисти рук, с которых только что были сняты тесные наручники, ныли, и он стал растирать их, стараясь разогнать уже образовавшиеся отеки.

Реттгер несколько минут молча рассматривал Рынина, затем спросил: