Янтарная комната

— Как вы попали на судно? Куда вы направлялись?

— Это что — вопрос или допрос?

— И то и другое, доктор. Вы наш пленник.

— Я не военный.

— Это ничего не значит. Вам положено отвечать…

— У меня нет привычки, полковник, рассказывать посторонним о своих личных переездах.

— А вы, оказывается, разбираетесь в воинских знаках различия?

— Это не сложно освоить в военное время. И даже неизбежно, хотя бы и не было к тому желания.

— А все же, — куда вы направлялись? — вернулся Реттгер к интересовавшему его вопросу.

— Повторяю: отвечать не хочу. Это мое личное дело.

Реттгер нахмурился.

— А вы, доктор, оказывается, строитель? Консультант по подземным сооружениям? Может быть, с этим и была связана ваша поездка?

Рынин промолчал. Подумал, откуда этот гестаповец так быстро мог узнать то, о чем на судне знали только Шерстнев и Борщенко? Странно… Очень странно…

— Что же вы молчите, доктор Рынин?

— Вопрос о моей специальности имеет значение только для меня и моей гражданской деятельности на Родине.

— Не совсем так. Этот вопрос может иметь для нас большое значение и здесь, на далеком острове…

— Каким образом, полковник?

— Вы могли бы здесь приложить свои знания и хорошо на этом заработать.

— Я не продаюсь, полковник. Учтите это сразу.

— Я уточняю, доктор, — сухо продолжал Реттгер. — Не стану скрывать от вас — в этом нет надобности! — здесь, на острове, мы проводим подземное строительство. Вы могли бы заработать.

Рынин молчал. Реттгер по-своему истолковал это молчание и добавил:

— Заработать сможете очень хорошо, если, конечно, будете хорошо работать…

Рынин продолжал молчать.

— Вы что, — не хотите отвечать?

— Я уже ответил, полковник, и не люблю, когда один и тот же выясненный вопрос задают снова.

— Что вы ответили?! — повысил голос Реттгер.

— Что я не про-да-юсь! — тихо, но с ожесточением и по слогам повторил Рынин. — У меня, полковник, есть честь!

Реттгер с раздражением взял один из карандашей, открыл им забрало рыцаря и зловеще сказал:

— У нас здесь был такой инженер… Работал в Москве, на строительстве метро. И он так же, как и вы сейчас, сидел передо мной и так же, как и вы сейчас, ответил мне теми же словами, что он не продается и что у него есть честь.

Рынин внимательно слушал, рассматривая неприятное, лоснящееся от сытости лицо Реттгера.

— Так вот, доктор Рынин, нам пришлось его замуровать живого в каменную гробницу. Он и сейчас там… жив еще…

Рынин содрогнулся и с ненавистью посмотрел в острые глаза Реттгер а, который, наблюдая за Рыниным, продолжал:

— Хочу предупредить вас, доктор Рынин, что и вы можете последовать туда же, если не измените своей позиции!

— Вот что, полковник! — медленно заговорил Рынин. — Запугивать меня — бесполезно. Страх я уже однажды пережил, — он остался там, позади… А у меня от него вечная отметина — вот эта полосатая седина… Больше разговаривать с вами я не хочу и не буду!

Реттгер раздраженно стукнул по забралу рыцаря, бросил карандаш и вышел из-за стола. Он прошелся по кабинету, поглядывая на Рынина, который опять принялся растирать все еще ноющие руки. Профессиональным взглядом Реттгер разглядел, что у инженера были слишком тесные наручники, и стал раздумывать… Может быть, не стоило так угрожать?.. Характеры у людей бывают разные, и один и тот же подход ко всем, возможно, и непригоден! К московскому инженеру угрозы не подошли. Видимо, и тут то же самое… Вообще советские люди загадочны. А уничтожить такого специалиста сразу, не использовать его, — жаль. Уж очень он нужен именно теперь!.. Придется, видимо, выждать…

Реттгер вернулся за стол, подобрал карандаш, аккуратно положил его на место, закрыл забрало золотого рыцаря и спокойно сказал:

— Не будем ссориться с самого начала нашего знакомства, доктор Рынин. Вы подумайте над моим предложением. Мы еще вернемся к этому вопросу.

Рынин молчал.

Реттгер нажал на кнопку звонка. Дверь открылась. Вошел дежурный эсэсовец и вытянулся у порога, ожидая приказаний.

— Пусть конвойные отведут доктора Рынина обратно. А ко мне пришлите оберштурмфюрера Хенке.

Рынина увели, и немедленно вошел Хенке. Он ожидал в вестибюле.

— Доставьте мне завтра же того агента! — приказал Реттгер.

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! Разрешите идти?

— Да. Вы свободны… И распорядитесь, чтобы наручников на Рынина не надевали.

БОРЩЕНКО ДОПУСКАЕТ ОШИБКИ

После возвращения с изнуряющей работы, где Борщенко выполнил три нормы — за себя, за Шерстнева и за Кузьмича, — по лагерному репродуктору раздался вызов его на выход.

— Ну, Андрей, желаю удачи, — стараясь не показать волнения, сказал Шерстнев. — Будь осторожен., Не сорвись… Помни, что у комитета на тебя большие надежды. И еще разузнай, что с нашими ранеными товарищами, как им помочь…

Они сидели со Смуровым в его кладовке.

— Секретным ходом пользуйся только в крайнем случае. — Смуров встал. Встал и Борщенко. — И не забудь: фонарь должен быть надежный.

Смуров и Шерстнев проводили его до выхода из барака.

Репродуктор продолжал вызывать!

— Борщенко, на выход!

За воротами его ожидал Шакун.

— Пошли скорей! — заторопил он. — Начальство ждет…