Янтарная комната

Немцы теперь были повсюду и едва обращали на неё внимание. Ничего не выкрикивали и не делали жестов, какими мужчины часто сопровождают симпатичную девушку в форме сестры Красного Креста. Её присутствие не вызывало ни у кого подозрений. Как раз за день до того в Пушкин передислоцировался полевой госпиталь.

Девять врачей и четырнадцать санитаров заботились о раненых и больных, которых на санитарных машинах доставляли с фронта. На передовых медпунктах их латали на скорую руку, и теперь они лежали в пропитанных кровью бинтах, с «санитарными записками», гласящими:

«Сопроводительная записка для раненого или требующего хирургического лечения».

Две красные полосы означали «нетранспортабелен»

Одна красная полоса — «транспортабелен».

Отсутствие красных полос — способен передвигаться.

Ниже стояли имя, звание, воинская часть и вид ранения.

Для многих это было свидетельством о смерти, сопроводительным билетом в вечность. На всех записках имелся крупный, бросающийся в глаза штамп: «Дезинсекция произведена».

С госпиталем в Пушкин прибыли три медсестры. Почему бы кому-нибудь из них не поехать на велосипеде в Екатерининский дворец? Ведь там располагалось столько комендатур и штабов, и всегда могло что-нибудь произойти. Именно на это и надеялась Яна. Она свободно проехала по знакомой дороге, пересекла парк и прекрасные сады и оставила велосипед у стены. Из открытых окон доносился стук пишущих машинок и гул голосов, пахло сигаретным дымом.

Без спешки, не привлекая внимания, она отправилась дальше пешком, через боковую дверь вошла во флигель, где раньше жил обслуживающий персонал и находилась квартира Михаила Вахтера. Попадающиеся на пути офицеры улыбались ей, некоторые окидывали нахальными взглядами, а один капитан остановил и схватил за руку.

— Куда это вы, моя сладкая? — спросил он. — Вы не меня ищете?

— Конечно нет. Мне нужно к генералу.

О генерале она сказала просто так, для надёжности. Во дворце наверняка был генерал, а как его зовут — не имеет значения.

— К генералу… С ним я тягаться не могу, — двусмысленно заявил капитан. — Комната семнадцать, но не здесь. Там, в главном здании. Желаю хорошо порезвиться.

Она остановилась перед дверью квартиры Михаила Вахтера, где висела табличка «Администрация», и постучала.

Никто не откликнулся, хотя Яна постучала три раза. Тогда она потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой и распахнулась с тихим скрипом. Яна огляделась. В коридоре никого не было, и она быстро проскользнула в комнату.

Сразу почувствовался сильный запах карболки. Остановившись в прихожей с прижатыми к груди руками и парализованная ужасным предчувствием, она громко крикнула:

— Михаил Игоревич, где вы? Вы здесь?

Она даже не заметила, что кричит по-русски. Ей повезло, что в комнате никого не было.

По тупой боли в голове Михаил Вахтер осознал, что ещё жив. Он почувствовал мерзкий запах карболки, ощутил тяжесть в голове, услышал через окно голоса и шум моторов, но так и лежал с закрытыми глазами, удивляясь тому, что находится в своей кровати. То, что это кровать из его спальни, он понял, поскольку звуки доносились слева, то есть оттуда, где на широкую садовую дорожку выходило окно.

«Перенесли», — промелькнуло в голове, но он не помнил, как это произошло. Он восстановил в памяти события: Янтарная комната, солдат, отдирающий обшивку и втыкающий в мозаику штык, словно грабитель всаживает нож в грудь. Он защитил от него янтарь, выбив штык из рук… Да, это Вахтер помнил. Также он вспомнил ухмыляющуюся рожу солдата, а потом его ударили по затылку и в глазах всё потемнело.

Янтарная комната! Он резко открыл глаза и вздрогнул, услышав крик.

— Михаил Игоревич! — раздался женский голос. — Михаил Игоревич! Вы очнулись... вы живы...

Потом она заплакала, и рыдания заглушили слова. Перед его глазами появилось лицо в слезах, обрамлённое чёрными волосами и платком медсестры. Женщина наклонилась над ним и поцеловала в лоб и в щеки.

— Михаил Игоревич, лежите спокойно, не двигайтесь, вы ранены. Хотите пить?

— Говори на немецком, — сказал он, еле ворочая языком. — Яночка, ты немецкая медсестра. Никогда не забывай об этом! Никогда! Ты родилась в Восточной Пруссии… В Восточной Пруссии…Около озера Мазур.

— Да, Михаил Игоревич, — ответила она сквозь слезы.

— Яна!

— Я знаю, — теперь она говорила на немецком с восточным акцентом. — Полежите спокойно, герр Вахтер.

— Мне надо в Янтарную комнату, сестра. — Он попытался подняться, но в голове словно разгорелся пожар. Он откинулся обратно на подушку и закрыл глаза. — Мне надо в Янтарную комнату.

Яна укрыла его одеялом до самого подбородка и жестом велела лежать.

— Вы живы, и это сейчас самое главное.

Хотя они находились в комнате одни и никто её не видел и не слышал, Яна продолжала играть запланированную роль: она немецкая медсестра, а он — незнакомый ей сотрудник администрации дворца в Царском Селе. Они никогда прежде не встречались. Любое русское слово могло погубить их и разрушить план.

Беспокойство Вахтера росло. Он крепко сжал Янину руку, когда она хотела поправить ему подушку. Яна поразилась его силе.