Янтарная комната

Ругань и удары короля смели всех из коридора и лестницы. Фридрих и Петр дошли до угловой комнаты, король открыл дверь, и Петр вошёл в удивительную комнату.

Солнце светило через два угловых окна, одно из которых выходило в декоративный парк, а второе — на площадь перед дворцом. Петр замер, как будто ослеплённый золотистыми оттенками янтаря, этим сиянием пойманного солнца, мерцанием лучей, отраженных от мозаики и фигур, розеток и растительных орнаментов, от выразительных скульптурных портретов и восьми посмертных масок. Царь рассматривал одну панель за другой.

Хотя сам царь жил скромно, он был одержим искусством, пытаясь превратить свой любимый Петербург в самый красивый город западного мира. Уже в 1714 году, через два года после того, как он первый раз любовался Янтарной комнатой, он основал в Петербурге Кунсткамеру и издал указ повсюду собирать произведения искусства и разные редкости и доставлять их в Кунсткамеру. В Эрмитаж свозились необъятные сокровища.

— Какое чудо, — прошептал Пётр так тихо, как будто находился в церкви. — Фридрих Вильгельм, я вам завидую. У вас есть такое сокровище. Это единственное, в чем я вам завидую...

— Она вам нравится, Пётр?

— Если бы я был один, то встал бы на колени и целовал эти стены.

— Нам надо ещё многое обсудить. — Фридрих Вильгельм, как и Пётр, не был любителем дипломатических хитростей и всегда шел прямо к цели. Он спокойно наблюдал, как царь переходит от одной панели к другой, а всего их было двенадцать, они составляли ряд четырнадцать метров длиной. Петр наклонялся, чтобы рассмотреть резьбу по янтарю, кончиками пальцев нежно гладил мозаику и орнамент, восхищенно качая головой. — Пётр, мне нужна Передняя Померания. Она принадлежит Пруссии, а не Швеции. Что вы думаете о союзе России и Пруссии?

— Я желаю его уже четыре года. — Пётр выпрямился и повернулся к королю. — Ваш отец отказал мне в 1712 году, когда пытался его заинтересовать таким союзом. «Я не хочу стрелять, хочу танцевать», — рассмеялся он тогда мне в лицо.

— И привёл Пруссию на грань банкротства. Пётр, я готов к установлению нового порядка. Сильная, непобедимая армия, воспитание и дисциплина, желание работать и любовь к отечеству, повиновение вплоть до смерти. Человека надо воспитывать, иначе он останется блеющей овцой! Будущее принадлежит силе!

— Союз между Пруссией и Россией только укрепит нашу дружбу. — Царь нарисовал тростью на пыльном полу подобие карты. Пол здесь протирался только раз в неделю, а не два раза в день, как в остальных помещениях. Кому нужна эта Янтарная комната на четвёртом этаже? — Это запад России, Восточная Пруссия, Польша, Померания, Бранденбург, Пруссия. — Пётр ткнул в пыльную карту и несколько раз кивнул.

— Это Передняя Померания, Фридрих Вльгельм. У меня к ней нет интереса. Конечно, она может принадлежать и Пруссии. Надо только победить Швецию. Вдвоём мы это сумеем.

— Благодарю вас, Пётр. — На мгновение он вспомнил о Софии Доротее, с которой говорил совсем о другом. Но он отбросил эти мысли. Женщины и политика? Они должны рожать детей и радовать мужей, вот их главная задача. О судьбе народов будут думать мужчины. Такие как Пётр и я. Настоящие мужчины!

— Забирайте Янтарную комнату.

— Это плохая шутка, Фридрих Вильгельм!

— Никаких шуток. Я вам её дарю.

— Я не могу принять такой подарок. — Царь выглядел озадаченным, что случалось с ним нечасто. Он всегда был первым, лучшим, самым умным и смелым, всё умеющим и неотразимым. — Нет, я не могу. Это неповторимый шедевр...

— Передняя Померания для меня ценнее и важнее. — Король ударил тростью по кнопке бриджей. — Я прикажу её разобрать и доставить на границу, в Мемель. Там её смогут забрать ваши люди.

— Это так неожиданно, друг мой. — Пётр подбежал к Фридриху Вильгельму, хотел его обнять и поцеловать, но король, вспомнив о медвежьей силе царя, не имел желания получить несколько сломанных рёбер после этих объятий. Поэтому он выронил буковую трость и наклонился за ней. Этим он элегантно избежал болезненных объятий, а когда выпрямился, то порыв нежной благодарности Петра уже прошёл.

— Пойдёмте за стол! — сказал король и покачал тростью. — Если токайское ещё не подали, я научу эту каналью бегать!

— Что подадут на стол? — спросил царь.

— Не знаю. Это забота королевы. У моей Фикхен хороший вкус.

— Я довольствуюсь малым. Щи, каша, холодное жаркое с солёными огурцами, немного овощей, но на десерт никакого сладкого, это вредно для желудка. Можно фрукты и лимбургский сыр.

— Этого у нас нет, — рассмеялся Фридрих Вильгельм. — Иначе я пришлось бы наказать моего повара. Как мы с вами похожи, Пётр. Для меня кружка пива тоже лучше французского шампанского. И на деревянной табуретке я сижу охотнее, чем на подушке. Моей заднице всё равно.

Царь последовал за королём и в дверях остановился. Долгим, сияющим взглядом он посмотрел на отливающие золотом стены Янтарной комнаты.

— Теперь она действительно принадлежит мне? — спросил он, как ребёнок, получивший неожиданный подарок.

— Поступайте с ней, как пожелаете.

— Непостижимо. Я никогда этого не забуду, Фридрих Вильгельм.