Янтарная комната

Как покорный автомат, она поставила перед ним кринку молока, положила хлеб, взяла листок, вышла. Прибежала на телеграф, не читая, сунула листок в окошечко. Вернулась, отдала мужу квитанцию. И все это делала она словно не сама, а кто-то другой.

— Ты не видела меня, — проговорил он. — Поняла?

— Поняла, — ответила она.

— Проболтаешься — плохо будет. Поняла?

— Я ничего не скажу.

Она отвечала покорно, скованная холодом, вселившимся в нее. Звякнул засов. Он ушел.

Этот звук заставил ее очнуться. Холод не выпустил ее, но она уже начала мыслить. Ноги и руки, не слушались, словно их кто-то держал.

Наступило утро, улица пробудилась. Шапошниковой стало лучше. Кутаясь в шерстяной платок, она вышла из дома и направилась к гостинице.

Бахарева только что встала. Увидев свою подругу, она испугалась. Елена сгорбилась, постарела.

Екатерина Васильевна выслушала ее не прерывая. Затем спросила:

— Он назвал себя?

— Да… Как же, господи!

Он назвал имя… Но какое? Оно выскочило из памяти. Елена сделала усилие, проговорила неуверенно:

— Дейзен…

— Вандейзен? — спросила Бахарева.

— Да, да… Вандейзен.

Бахарева побледнела.

— Вандейзен! — проговорила она. — Вот уж… Воскресение из мертвых.

— Что мне делать, Катя?

Бахарева взяла ее за руку.

— Идем!

— Куда?

Елена невольно отшатнулась, но пальцы подруги, сжимавшие ее запястье, стали железными.

15

Как вы уже знаете, за домом Шапошниковой было установлено наблюдение.

В тот день, когда «тень» Вандейзена свалила старика Бахарева, из Заозерска в Черногорск на имя «самоубийцы» Лямина пришла телеграмма.

Она гласила: «Сообщите приезд, иначе сдадут комнату». Подписи не было.

Я снял себе копию и попросил вручить телеграмму Шапошниковой.

Через несколько дней подоспело сообщение Марочкина. Теперь мы знали о Вандейзене — сообщнике Лямина. Они, видимо, должны были встретиться в Заозерске, но Василиса Бойко нарушила план… Теперь они потеряли контакт и силятся возобновить его. Наблюдение за домом Шапошниковой стало еще зорче. Мы ждали лже-Лямина: он должен был придти за телеграммой.

И он пришел. Мы видели, как он входил в дом. Проследили за Шапошниковой, разрешили отправить ответную телеграмму в Заозерск, Савельеву, до востребования.

«Приезжайте жду нетерпением», — вот что писал лже-Лямин.

Я распорядился задержать отправку этой телеграммы. Сперва надо было взять преступника.

Мы могли бы задержать врага сразу, как только за ним закрылась дверь. Но я не хотел затевать шум здесь, под окнами Шапошниковой.

Шпион пересек двор, завернул за коровник, перешагнул через низенький плетень и пошел закоулками.

Каменный сплошняк, служащий как бы фундаментом Черногорску, раздвигался, прорезанный ложбиной. В нее и опустился шпион.

По-видимому, он хотел выйти из города. Впереди лежал пустырь; здесь еще недавно желтел тес, свезенный для стройки рыбозавода. Теперь, как раз поперек ложбины, стоял забор, сделанный из этих досок. Наткнувшись на нежданное препятствие, шпион повернул. Топчась на месте и озираясь, он искал обход.

Он был в тупике. Справа и слева чернели почти отвесные обрывы. С минуту он колебался, — вернуться в город или попытаться влезть на откос…

Я негромко окликнул его и, наставив пистолет, приказал поднять руки.

Ох, не хотелось ему…

Он съежился, смерил злобным взглядом исподлобья меня и автоматчика, стоявшего рядом со мной, и пробормотал, стуча зубами:

— Не… недоразумение тут. Ош-шибка.

— Разберемся, — сказал я.

Тишина спящего города ничем не была нарушена. Впрочем, если бы мне и пришлось пустить в ход оружие, звук выстрела заглох бы здесь, сдавленный гранитными стенами.

Карьера шпиона кончилась.

Праздновать победу мы, однако, еще не имели права. Взят один из Вандейзенов, но еще гуляет на свободе другой — Вандейзен-старший, как я назвал про себя заозерского «больного».

В тот же день телеграмма в Заозерск, задержанная мной, была отправлена.

Одновременно я предупредил Марочкина: не зевать, подстеречь Савельева, то есть, очевидно, старшего Вандейзена, и не выпускать его из поля зрения.

Видимо, шпионы пытались договориться о встрече, намерены были съехаться где-то. Где?

Надо узнать у задержанного. Тогда Вандейзена-старшего встретим мы!

Допрашивали шпиона за пределами отряда, но при моем участии.

Сперва враг открещивался от всего. Пожимал плечами, изображал недоумение, разыгрывал обиженного.

Обличителем выступила Шапошникова. Она вполне овладела собой. Спасибо Бахаревой — поддержала ее в минуту слабости.

Негодяй еще цеплялся за свою маску. Он вертелся, запутывал, лгал. Он уверял, что переменил свое немецкое имя во время войны, из патриотических побуждений. Козырял благодарностью, полученной от командования за доставку чертежа «Россомахи». Твердил, что знать не знает ни о каких взрывах на минном поле.

— А почему вы спрятали сапоги? — спросил я в упор и увидел, как он отшатнулся.

— Сапоги? — выдавил он. — Какие?

— Вспомните, — сказал я. — На другой день после взрыва вы были в избушке Хаттоева.

— Я не был там.

— Закатайте-ка штанины на ногах, — сказал я. — До колен закатайте.

Он побелел.