Янтарная сакма

На десятый день караван тронулся дальше. У юрты оставили две телеги, трёх коней, а в женском углу — три мешка сухарей, топор, два ножа и боевой лук с тремя десятками стрел. Специально для лекаря, как особую плату, оставили керамическую баклагу с чачей... Женщине, тайком, Бусыга сунул кошелёк с арабскими монетами, показал на детей, мол, это для них. Женщина смутилась, но тут же стала снимать с себя драный халат.

— Полный ты обалдуй, Бусыга, — рассмеялся Книжник. — Она думает, что ты хочешь за деньги сделать ей ребёнка.

Бусыга тотчас перекрестился и выскочил из юрты.

— У её мужа, — сказал лекарь Книжнику, не называя сбежавшего мужчину своим сыном, — на шее, вот здесь, большой и толстый шрам. От копья. Я вылечил его... на свою старую голову. Если встретите того человека со шрамом... то пусть ему больше не поможет никакое лечение...

— Ясно как божий день, — туманно ответил Книжник и покинул юрту.

* * *

Вышел всё же московский купеческий караван, благословясь, по ранней весне, к озеру Нор Зайсан... Вышел с большим уроном. Только половина того каравана, что перешёл Уральские горы через проход у Челябы, ступила на древнюю дорогу в Индию, от озера Баал Кар до Тибета. Главное, сохранили купцы весь воск и весь янтарь, четырёх конематок и двенадцать русских жеребцов.

На переходе через пятый приток Кара Иртыша[100], уже в тёплые денёчки, на караван напали дикие, озверелые люди, человек эдак сто. По раннему утру налетели с двух сторон, но тут грохнули разом обе пищали Прони, а Караван-баши вдруг заорал злые слова про то, что едут они к китайскому контайше[101]. И если не довезут контайше подарки, сто тысяч китайских воинов войдёт в этот предел Степи.

Кочевники с воем отхлынули от русских купцов. Но, вероятно, огненного боя силу они уже знали, обычная боязнь их прошла, и при отходе в низину Кара Иртыша подлые кочевники пустили в караван сотню стрел — загубили пять коней и шесть верблюдов.

— Им до этого контайши, как нам до Луны, — непонятно сказал Книжник, ловко снимая одной рукой упряжь с загубленных животных. — Им пожрать охота. Пусть жрут убитых коней и верблюдов.

Проня взбесился:

— Эдак мы никуда не дойдём! — заорал он Книжнику. — По всей степи понесётся слух, что у нас можно тягловый скот убивать, чтобы пожрать. А нас трогать не надо!.. Дай мне твою жёлтую соль[102], дай!

— Может, всё же лучше трупы животных свалить в яму да сжечь? — предложил Бусыга. — Чтобы показать нашу силу?

— Можно, — отозвался наконец Караван-баши. В походе за ним было последнее слово. — Но тогда надо долго ждать, пока животные сгорят. Силы тратить на костры да на дрова. Дров здесь мало... А поджечь и уйти — тоже вредно. Мы уйдём, а барымтачи вернутся, прискачут на готовое, жареное мясо. Угости их жёлтой солью, Волк. — Караван-баши всё чаще теперь звал Книжника Волком.

Всем животным, павшим от стрел кочевников, взрезали глотки, в глотки Книжник самолично затолкал по щепотке жёлтой соли. После этого двенадцать переходов до озера Нор Зайсан русский караван прошёл тяжело, но беспечно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

А там, окрест озера, вовсю разливалась весна! Скот стал разбегаться. Молодая трава прямо взбесила стельных конематок. У них уже виднелись на животах нужные отвислости. Приплод будет!

Искали своё лошадиное богатство Проня и Бусыга, верхом на уставших верблюдах.

— Мне не нравится, что в такой райской долине не живут люди, — сказал Проня Бусыге, когда они наконец увидели жеребцов и конематок.

— А мне не нравится, что очень много их здесь живёт, — ответил Бусыга, глядя через Пронино плечо.

Проня оглянулся. Поверху лога, уже вдосталь заросшего густой травой, ехал десяток всадников. Боевых, с копьями и луками.

— Сюда надо сто пушек брать. — Бусыга, осматривая всадников, с усилием натягивал трёхжильную тетиву на дугу длинного лука. — Да, поди, и ста не хватит.

Всадники, все плосколицые, грязные, на тощих низеньких лошадёнках, возбуждённо галдели, когда огромный конь русской породы вскакивал на очередную кобылицу, хватал её за холку, бешено храпел.

— Ты им давай ори, Проня, — посоветовал Бусыга, — арабским языком. Про смерть и всё такое прочее... Давай ори им про хана ихнего, Елугея, — а сам достал длинную красную стрелу с кованым, узким, трёхгранным наконечником из железа. Такая стрела прошибала насквозь лошадь с трёх сотен шагов.

Проня покладисто заорал, спугнув приладившегося к делу жеребца:

— Хан Елугей! Му Сар джаксы! Мен хан Елугей хана на[103]!

От крика Прони из свежей травы вдруг выпорхнули утки, большой беспорядочной стаей. С низкого холма высоко вверх, стремительно, в самую синеву неба, метнулся беркут. Беркут сделал полукруг над утками, пугнув их так, чтобы стая полетела к озеру. Над озером всю стаю можно хорошо обсмотреть и выбрать себе добычу, да не одну.