Читаем Янтарная сакма полностью

— Ну, тогда и нам пора! Сейчас мы примем ещё по единой чаре за победу русского оружия и пойдём в степь! — сипло рыкнул казачий полковник.

Воеводу Щеню разобрал смех. Священник тянет его в город, а казачий полковник неизвестного куреня — прямо в степь!

— Давай командуй мигом! — Полковник опорожнил ещё полковша, утёр усы. — Вели, чтобы половина твоего войска с тобою во главе шла под Белгород, прямо ночью. По ночи прохладно будет идти, да и батюшка тебя проводит по нужным дорогам. А вторую половину своего войска доверь своему самому сметливому сотнику, он пойдёт со мной. При десяти пушках пойдём, как весной договаривались!

— Карагачев! — крикнул через полог шатра Данило Щеня. — Подымай своих стрельцов. И пушкарей подымай. Негаданная работа у нас образовалась!


* * *


Почти две тысячи лёгких улан пана Гандамира да почти восемь сотен тяжёлых драгун, одетых в медные кирасы на груди, да в медных же касках, прошли длинной лавой через город Обоянь к Дону. Переправились тремя бродами через Дон и тремя потоками вышли к Кривой балке, встречая на пути брошенные казачьи городки. Пан Гандамир велел те городки поджигать, да саманные избушки не брались огнём. Ну и нёс с ними: если казаки, и правда, пошли угоном на Каспийское море, то половина хозяев этих хатёнок уже не вернётся.

Уже под утро у Донца, крупного притока Дона, передовой объезд обнаружил старика, ставившего крапивную сеть поперёк малой протоки. Старика выволокли на берег:

— Кому крестишься? — спросил старика пожилой драгун, дравшийся ещё с русскими полками при начале правления Ивана Третьего.

— А кому попадётся, — ответил старик. — Бывает, что и кусту.

Драгун перетянул старика плёткой, ещё спросил:

— А куда казаки подевались? Неужто нас испугались, утекли, побросав и скот, и семьи?

Драгунский офицер знал, что спрашивать. В донских протоках, на всём огромном степном пространстве между Доном и Волгой имелись такие затинные места, куда можно армию спрятать. А бабы, дети да старики, да скот казацкий — все они найдут укрывище в глиняных пещерах — дикий народ.

Старик говорил тихо, как будто трухлявому пеньку сказку рассказывал:

— Казаки пошли угоном на Каспий. С калмыками. А скот ихний и семьи — тута, недалеко. В пещерах да в ложбинах...

Не врал старик. Значит, можно себе земельку прихватывать.

Пан Гандамир, выехав на крутояр Донца да поглядев оттуда в сторону могучей Волги, подумал, что если набрать по югу Польши ещё пару тысяч кавалеристов, то можно считать, что эта земля, от Белгорода до самой Волги, войдёт в его княжество. А народ — пусть и православный — всегда вылазит сразу, едва где-то князь сядет и в колокол звякнет...

Пан Гандамир махнул рукой, чтобы рыбака отпустили. Лодку его, правда, пару раз стукнули топором по днищу, чтоб затопла. Но старик вытащил из камышей камышовый же плот, лёг на него, заработал руками и ветхую плавучую посудину скоро понесло вниз по Донцу.

Под утро над рекой голоса хорошо слышны. Драгун, выпоровший старика, в досаде крикнул ему вслед:

— Чтоб ты утоп, казацкая морда!

— Утонуть можно и в земле, польский клоп! К обеду тебя в ней и утопят!

К пану Гандамиру подскакал улан из тылового охранения. Говорил через слово,.так торопился:

— Стрельцы... две сотни... при десяти пушках... уже на Кривой балке!

Пан Гандамир лениво отмахнул: «Походный порядок!»


* * *


Драгуны развернулись и пошли ровной лентой обратно на Кривую балку. А по краям драгунской линии, забирая в стороны, носились уланы.

Пан Гандамир из глубокой низины увидел на трёх возвышенностях Кривой балки десять русских пушек, фитили у пушкарей дымились. По обе стороны пушечного строя суетились стрельцы, пытались встать поровнее, чтобы удержать при выстреле тяжёлые старинные пищали.

Ну, вот же русские дурни! Не подумали, а куда им отступать, куда бежать? Позади, в двух верстах, широченный Дон, и броды через него отсюда далеко! А десять захваченных пушек — это хороший повод похвастаться перед королём Александром своим неожиданным походом.

— Уланы — в охват флангов, драгуны — за мной! Бить будем москалей прямо в лоб! — скомандовал пан Гандамир, вынул саблю и пришпорил своего коня.

Конь рванулся и вынес пана Гандамира на возвышенность впереди драгунской лавы. Ни пушки, ни пищали не отозвались выстрелами на атаку драгун. А все польские конники увидели, как, уже поднявшись на косогор Кривой балки, пан Гандамир хотел круто завернуть коня, да тот скользнул по глине и завалился на бок, под жерла пушек.

Те, что выскочили сразу за польским князем наверх, просто ошалели. За русскими пушками стояли восемь казацких конных полков! Тут же застучали выстрелы казацких ружей. Русские пушки наконец дали по три залпа, да и стрельцы опростали дула пищалей.

Вся конница пана Гандамира, заваливаясь на крутых склонах огромной Кривой балки, просто скатилась назад, на колючую траву степи. Позади них вдруг раздался свирепый и дикий вой: «Алллалала!» Не меньше трёх тысяч татар и калмыков начали от Донца сходиться в дугу с тыла поляков. Полетели одиночные стрелы, потом стрелы тучами стали закрывать солнце.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Улпан ее имя
Улпан ее имя

Роман «Улпан ее имя» охватывает события конца XIX и начала XX века, происходящие в казахском ауле. События эти разворачиваются вокруг главной героини романа – Улпан, женщины незаурядной натуры, ясного ума, щедрой души.«… все это было, и все прошло как за один день и одну ночь».Этой фразой начинается новая книга – роман «Улпан ее имя», принадлежащий перу Габита Мусрепова, одного из основоположников казахской советской литературы, писателя, чьи произведения вот уже на протяжении полувека рассказывают о жизни степи, о коренных сдвигах в исторических судьбах народа.Люди, населяющие роман Г. Мусрепова, жили на севере нынешнего Казахстана больше ста лет назад, а главное внимание автора, как это видно из названия, отдано молодой женщине незаурядного характера, необычной судьбы – Улпан. Умная, волевая, справедливая, Улпан старается облегчить жизнь простого народа, перенимает и внедряет у себя все лучшее, что видит у русских. Так, благодаря ее усилиям сибаны и керей-уаки первыми переходят к оседлости. Но все начинания Улпан, поддержанные ее мужем, влиятельным бием Есенеем, встречают протест со стороны приверженцев патриархальных отношений. После смерти Есенея Улпан не может больше противостоять им, не встретив понимания и сочувствия у тех, на чью помощь и поддержку она рассчитывала.«…она родилась раньше своего времени и покинула мир с тяжестью неисполненных желаний и неосуществившихся надежд», – говорит автор, завершая повествование, но какая нравственная сила заключена в образе этой простой дочери казахского народа, сумевшей подняться намного выше времени, в котором она жила.

Габит Махмудович Мусрепов

Проза / Историческая проза