Читаем Янтарная сакма полностью

— Ты вели своим пока не стрелять из пушек да пищалей, — сказал сотскому Карагачеву казачий полковник Секач. — Пущай поберегут заряды. Надо и нашей родне нонче малость заработать...

Поляки выскальзывали из седел, сбрасывали пояса с саблями, тянули руки вверх...


* * *


Через два дня шатёр воеводе Даниле Щене расстарались поставить на высотке, прямо напротив главных ворот Белгорода. Пушкой со стены не достать шатёр, но всё же неуютно.

Люди с низких, саманных стен города что-то весёлое кричали воеводе. Он вышел глянуть на боевой набор города и ухмыльнулся. С этой стороны против русских торчало восемнадцать пушек, но пять из них были корабельными, для осадного боя не пригодными. А остальные тоже — так себе, старые пушки, времён польского короля Казимира.

Сбоку, из-за речки, на своём тарантасе подкатил к шатру отец Паисий:

— Чего ждёшь, воевода? Чего мнёшься? Не видишь, горожане наши тебя зовут в город войти? У них пироги в печах перетомились!

— Иди в шатёр, там тебе гридень нальёт, чего потребуешь.

Утро случилось пасмурное, туманное. Данило Щеня чаще смотрел не на город, а туда, назад, где река Дон. Не видать русских стрельцов. Неужто побили их гандамировские драгуны? Тогда всё! Это же надо, а? С двумя сотнями стрельцов идти брать укреплённый город! Сейчас драгуны налетят с тылу, превратят в кашу и воеводу, и его пушки, и его стрельцов. Ну, воевода, не жди государева гнева, лучше сразу сам вешайся!

Из-за широченного шатра послышался конский топот. Гридни, что жарили сбоку от шатра барана, даже не крикнули. Прямо на Данилу Щеню выехал казачий полковник Секач, едва не вывалился из седла:

— Шо-то у мэнэ брюхо прихватило, воевода. Вели ковшичек водки той, крепкой подать, а?

Подъехала повозка. С неё два казака сбросили под ноги воеводы разодетого в красное поляка. Поляк как упал на землю, так и остался лежать, согнувшись. Данило Щеня тут же узнал пана Гандамира. Спросил грозно:

— Били его, что ли?

— Стрела татарская у него в спине, — буркнул казак.

— Так чего сюда привезли? Вон, на краю войскового построения стоит малый шатёр. Там лекарь, туда его волоките!

Пана Гандамира снова повалили на повозку, тронулись на край русского войска.

Подъехал белый лицом сотник Карагачев. Правая рука на перевязи из татарской шали.

— Ну? — спросил Воевода Щеня.

— Треть поляков, благословясь, ухайдокали.

— А остальные где?

Тут из шатра вышагнул казачий полковник Секач. Поднёс Щене и сотнику Карагачеву по ковшичку водки, тут же, у костра, отрезал им по куску баранины с вертела:

— А остальных ляхов далеко в степь угнали. Родственников наших больно много тебе помочь решило. Вот в расчёт за то поможение мы и поквитались с ляхами. Правда, оружие ляхов себе забрали, а одёжу и коней — ляд с ними! Помогать надо родственникам-то! Выпили, а? За победу русского оружия!

Данило Щеня подневольно выпил царской водки, заел горячей бараниной. Сообразил всё же спросить сотника Карагачева:

— А твой отряд где? Где артиллерия?

— Позади едут. К обеду поспеют, — его стало клонить с седла, рана в руке, видать, всё же случилась нешуточная.

Гридни из обслуги подскочили вовремя, придержали сотского.

— Волоките и его к лекарю. А то лекарь каждый час интересуется — скоро ли война?

Что-то в городе стало не так. Солнце поднялось уже высоко, туман рассеялся, притащились пушкари, ходившие с Карагачевым, привезли на длинных телегах пушки, лафеты катились на привязи. Стрельцы, вот же блуд их забери, все как один, приехали на низеньких татарских конях. «Войско пешего строя» называется! Но что-то не так.

— А где твои казаки, пане полковник Секач? — крикнул в лицо полковнику Секачу воевода Данило Щеня.

— А шо, не слышно тебе, как они в городе неверных лупят? — Полковник отрезал дамасским тонким кинжалом переднюю ногу барана и вернулся в шатёр, к бочонку с водкой.

Воевода Щеня ворвался в шатёр сразу за ним, заорал:

— А моему войску что прикажешь делать, а?!

— Хай пока отдохнут, отобедают. Город, пан воевода, он никуда не убежит. Так что завтра по раннему утру и ты в город войдёшь под своими знамёнами. Як побэдитель. Мы с отцом Паисием так и решили, да и русские горожане нас поддержали... Им тоже пограбить трэба инородцев. Вот лучше на, возьми, выпей...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ


Данило Щеня и Михайло Степанович Шуйский встретились под Смоленском, куда воевода Данило придвинулся от Белгорода ускоренным маршем, реквизировав у поляков все повозки и лошадей. В Белгороде остались стоять гарнизоном двести стрельцов да малораненные казаки обещались помочь, ежели что.

Не успел Щеня. Гетман литвинский Константин Острожский, уже сел на город Смоленск и за какую-то неделю значительно укрепил его стены, подвёз продовольствие и припасы. Всех русских из города выгнали в чистое поле — подальше от еды, поближе к работе. За стенами остались одни только польские вояки. Город затворился.

— А что говорят доглядчики, сколько ещё полков польских да литвинских подходят к границам? Собираются ли они стать в оборону или пойдут нас атаковать? — спросил Данило.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Улпан ее имя
Улпан ее имя

Роман «Улпан ее имя» охватывает события конца XIX и начала XX века, происходящие в казахском ауле. События эти разворачиваются вокруг главной героини романа – Улпан, женщины незаурядной натуры, ясного ума, щедрой души.«… все это было, и все прошло как за один день и одну ночь».Этой фразой начинается новая книга – роман «Улпан ее имя», принадлежащий перу Габита Мусрепова, одного из основоположников казахской советской литературы, писателя, чьи произведения вот уже на протяжении полувека рассказывают о жизни степи, о коренных сдвигах в исторических судьбах народа.Люди, населяющие роман Г. Мусрепова, жили на севере нынешнего Казахстана больше ста лет назад, а главное внимание автора, как это видно из названия, отдано молодой женщине незаурядного характера, необычной судьбы – Улпан. Умная, волевая, справедливая, Улпан старается облегчить жизнь простого народа, перенимает и внедряет у себя все лучшее, что видит у русских. Так, благодаря ее усилиям сибаны и керей-уаки первыми переходят к оседлости. Но все начинания Улпан, поддержанные ее мужем, влиятельным бием Есенеем, встречают протест со стороны приверженцев патриархальных отношений. После смерти Есенея Улпан не может больше противостоять им, не встретив понимания и сочувствия у тех, на чью помощь и поддержку она рассчитывала.«…она родилась раньше своего времени и покинула мир с тяжестью неисполненных желаний и неосуществившихся надежд», – говорит автор, завершая повествование, но какая нравственная сила заключена в образе этой простой дочери казахского народа, сумевшей подняться намного выше времени, в котором она жила.

Габит Махмудович Мусрепов

Проза / Историческая проза