Читаем Янтарная сакма полностью

Два «польских купца» и шестеро «цыган» под утро на телегах вернулись от Ельни и доложили пану гетману, что двести стрельцов Данило Щени и двадцать пушек с припасами (а припасов-то на пять выстрелов), остановки в Ельне не сделали, пошли далее, к малому городку Дорогобужу.

— Там река есть, — пояснил один из «купцов». — То ли Сельня, то ли Ведрошь. А в трёх верстах от неё течёт другая река, не знаю, как называется. Вот они, русские, там и обустраиваются, меж двух рек. Ополчение сборное...

— Кони под вояками старые, умученные, крестьянские кони, — встрял старый цыган. — Кормятся от поля, траву жрут прямо с корнем...

— Один наш человек, литвин — прислужник у дворянина. Велел передать, что ополчения собрано всего чуть больше десяти тысяч дворян, ибо по деревням да сёлам больше зерна на прокорм нет...

Шпиги литвинские получили по русской полтине каждый и ушли, довольные.

Гетман распорядился подстолию:

— Писца мне!

В ранний час, когда солнце показало свой край над городом, по письменному приказу пять с половиной тысяч литвинского войска да с ними полторы тысячи конницы двумя колоннами двинулись на Дорогобуж. Везли немецкие и шведские пушки, сорок штук, да десять орудий сняли со стен города.

В самом Смоленске гарнизонной стражи, вместе с пушкарями, осталось триста местных ополченцев. К обеду к воротам города примчался гонец от Киева, свалился у запертых ворот Смоленска. Ему влили в рот жидовской водки, спросили, чего он так торопится?

— Окрест Киева двадцать тысяч казаков и казанских татар! Где гетман? Пускай поворачивает войска на Киев!

С западной стены города сбежал пушкарь, глаза выпученные:

— Казаки!

Неспешно вкруг Смоленска двигались казаки вперемешку с татарскими лучниками. На главном православном соборе города вдруг забили, заиграли все колокола разом. В той несметной и жуткой лаве, что обтекала город, половина конников сняла шапки, стала креститься. Татары вынули луки и послали по пять стрел в город.


* * *


Через неделю в Европе стало известно, что на Митковом поле, у реки Ведрошь, сорок тысяч русских войск за полтора часа лишили короля Александра самого сильного войска, а заодно оставили литвинскую армию и без гетмана Острожского...

Потом победители двинулись на Литву, к пограничным городам. Казачьи полки и крымская конница переправились через Днепр и встали у города Новгород-Волынский. За ними остался вокруг Киева угольно-кровавый след. Польша пискнула и на сейме перестали орать.

А коней крестьянских под ополченцами никто так и не видел! Кони были рослые, сытые. И ополченцы тоже рослые, сытые, при крепких пиках и острых саблях. И сильно злые. «Против такого войска воевать — себе грыжу наживать», — передавали потом по литвинским да польским землям последние слова гетмана Острожского.

ГЛАВА ПЯТАЯ


Русское дворянское ополчение раньше, бывало, как август месяц, рвалось с поля по домам. А тут — никто! Тяжелораненых увезли, а дворянские полки растеклись повдоль всей границы с Литвинщиной, между делом прихватив себе Чернигов и ещё с десяток городков и стали там обустраиваться на зимние квартиры.

— Русские свиньи! — демократично ораторствовал на сейме пан Заболоцкий. — Забыли, как надо культурно воевать! Зимовать они собрались! Будто татары расселись на нашей земле...

Король Александр стукнул по столу чугунным молотком по железному блюдцу. Сказал мрачно в наступившей тишине:

— Русские полки расселись уже на своей земле. Треть жителей нашей страны да с третью земли перекинулись под руку Ивана Третьего. Давай, пан Заболоцкий, иди, мани их обратно...

Сейм, больше сотни шляхтичей, зло заворчал на королевские слова. Король Александр выругался по-русски:

— Я чуть не из милости просил у вас дозволения дать мне построить маленький домашний храм своей жене Елене...

— Так схизматский же храм! — заорал вдруг депутат из города Львова. — Как можно?

— Ну, а ты тоже иди теперь, выгоняй казаков и татар из своих польских окраин... — Король поднялся со своего места в зале сейма, вышел в свою личную залу, умылся из кувшина и кивнул слуге, чтобы налил в хрустальную чешскую рюмочку сладкой наливки.

Слуга, пока наливал, шепнул королю, что к нему есть важное дело у самого Ушера, жида с прозвищем Левиг. Король Александр аж швырнул в слугу хрустальную рюмку и проорал в голос:

— Зови сюда эту лысую обезьяну!

Ни покою, ни отдыху! И днём, и ночью война! Елена, принцесс московит, в спальню не пускает и обещает наследника не рожать. Русские бабы, они и так могут... А тут ещё принёс чёрт Левита! Кредитор хренов! Начнёт сейчас возврата денег требовать... Молоток бы тот сюда, чугунный, да по башке ему... Денег, денег, денег!

— Ну что тебе надо, старый верблюд? — спросил Александр семенящего к столу лысого жида.

Тот промолчал, сел в огромное кресло и потонул в нём. Молча смотрел на короля маленькими крысиными глазками. Александр проорал прямо в те глазки:

— Денег у меня нет! Война! Не жди денег! Иди себе, а то пока дойдёшь, гетто закроют!

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Улпан ее имя
Улпан ее имя

Роман «Улпан ее имя» охватывает события конца XIX и начала XX века, происходящие в казахском ауле. События эти разворачиваются вокруг главной героини романа – Улпан, женщины незаурядной натуры, ясного ума, щедрой души.«… все это было, и все прошло как за один день и одну ночь».Этой фразой начинается новая книга – роман «Улпан ее имя», принадлежащий перу Габита Мусрепова, одного из основоположников казахской советской литературы, писателя, чьи произведения вот уже на протяжении полувека рассказывают о жизни степи, о коренных сдвигах в исторических судьбах народа.Люди, населяющие роман Г. Мусрепова, жили на севере нынешнего Казахстана больше ста лет назад, а главное внимание автора, как это видно из названия, отдано молодой женщине незаурядного характера, необычной судьбы – Улпан. Умная, волевая, справедливая, Улпан старается облегчить жизнь простого народа, перенимает и внедряет у себя все лучшее, что видит у русских. Так, благодаря ее усилиям сибаны и керей-уаки первыми переходят к оседлости. Но все начинания Улпан, поддержанные ее мужем, влиятельным бием Есенеем, встречают протест со стороны приверженцев патриархальных отношений. После смерти Есенея Улпан не может больше противостоять им, не встретив понимания и сочувствия у тех, на чью помощь и поддержку она рассчитывала.«…она родилась раньше своего времени и покинула мир с тяжестью неисполненных желаний и неосуществившихся надежд», – говорит автор, завершая повествование, но какая нравственная сила заключена в образе этой простой дочери казахского народа, сумевшей подняться намного выше времени, в котором она жила.

Габит Махмудович Мусрепов

Проза / Историческая проза