Янтарная сакма

— На первое ваше ко мне прошение отвечаю: дочь моя Елена по праву древнего супружеского обычая мне уже не принадлежит. Все её капризы должен исполнять её муж, сиречь король Александр! Пусть хоть плёткой загоняет в католичество, его право. Только вот Елена имеет за собой, по древнему нашему обычаю, возможность ухода к отцу со всем своим приданым, с деньгами и подарками от мужа и других лиц, и с наследником во чреве.

Русский дьяк, что в углу вёл скорописью содержание переговорных дел, хохотнул и сломал перо.

— За перо мне заплатишь полушку! — заорал на дьяка великий государь.

Дьяк лёг красным от смеха листом в кучу бумаг.

— На второе ко мне прошение отвечаю: старые русские города, что вы перечислили, взяты под мою державную руку, поелику то наши старые русские города и о том все летописи — и ваши, и наши — пишут с полной правдой.

В зале зашумели.

— Молчать! Трескоеды! — шумнул великий государь, обзывая всех посольских именным прозвищем саксонцев, у которых треска считалась самой дешёвой и вечной едой. — Мне нынче донесли, что моих людей, чьи дома и земли пока не отмечены пограничной линией и формально входят в вашу территорию, подлые воры убивают, а их дворы жгут! Неделю назад кошевой атаман Секач двинулся из польских земель с тремя тысячами казаков и пятью тысячами крымских татар в те мои земли по моему приглашению. Там он станет постоем на зиму, чтобы совершать охранные деяния.

Европейские послы соскочили со скамеек, на которых сидели:

— То нэможно! То нэможно!

— Моя земля! Кого хочу, того гостить зову! Ничего, погостят казаки в моей земле, вам же прибыток. Они платят ровно.

— Да, да, — скромно подтвердил Нарбутович. — Обрез от сабли по шее у них ровный...

— На третье ваше ко мне прошение, — возвысил голос великий государь, — отвечу так. Гривны занимала у европейских государей моя сноха Еленка молдаванская, регентша моего внука и бывшего Соправителя, сиречь внука Дмитрия. Сейчас их рядом со мной нет. Они за предательство и подлые дела пролив моего государства от власти отстранены, заперты в дальнем монастыре и скоро помре... С них и требуйте долг!

— Да там же твоей рукой подписано! В заёмной грамоте! — вскочил с места худой человек, по лицу вроде поляк. — Вот она, эта грамота! — он быстро достал из своего кошля бумагу, развернул, показал сидящим.

— Да, подписано. Под отпечатком пальца младенца Дмитрия подписано, что это его рука оставила отпечаток. Читай! Грамоте учен?

Вроде поляк, а нос длинный, толстый... Прочитал ясно: «Великий государь всея Руси руку приложил». И снова заорал:

— Внизу твоя подпись!

— Экий ты дурак! — врезался в разговор боярин Шуйский. — Ты погляди, где подпись Ивана Васильевича поставлена? Понизу отпечатка детского пальца. Это так наш государь подтвердил, что палец к грамоте приложил Дмитрий, а не сын пастуха! И всё! Государь несёт ответственность за чернильный отпечаток детского пальца, а за деньги он ответственности не несёт! Государи, если на себя берут обязательство, то подписывают своей рукой роспись сразу под текстом... А поверху договора ты читал?

Поляк или кто он там, ухватился за верх листа.

— Есть там упоминание, что великий государь Иван Васильевич те деньги занимает?

— «Великий государь всея Руси, великий князь Московский Дмитрий Иоаннович, в присутствии матери своей, великой княгини Елены Молдаванской, да в присутствии дьяка Дворцового приказа, да при послах немецких, литвинских...»

— Ну и где там я поверху прописан? — спросил великий государь. — Нигде! Так что денег я не занимал! В монастырь к Еленке молдаванской вас проводят, ежели требуется. Туда езды месяца три, да обратно столько же. Но она и сын её вроде уже помре...

— Вроде пока нет? — засомневался воевода Шуйский. — Но ежели оно тебе надо, то будут помре. Хоть через неделю...

Посольские притихли. Вот варвары же, а? Русские варвары, собаки свинские... Но как же теперь деньги получить? Ведь никак?

— Нам доподлинно известно, что ты всё войско супротив нас собирал на наши же деньги! — заорал поляк или кто он там был. — На наши деньги нас бил!

— Я вас, Панове, бил... — тут великий государь откашлялся, — на деньги, которые мне принесли города Псков, Новгород, Казань. Скоро мне принесут деньги мои города Белгород, Смоленск, Чернигов. Их я тоже пущу на войну.

— По вопросу о долге в старых гривнах станем потом заседать, великий государь, — поднялся Нарбутович. — А теперь там ещё остаток заёмных денег на пятьдесят тысяч русских рублей. Эти деньги когда можно получить?

Великий государь махнул рукой боярину Шуйскому, чтобы отвечал, а сам закашлялся и сел.

Михайло Степанович Шуйский поднялся, протянул руку. Писчий дьяк тотчас вложил ему пачку листов четвертичного размера.

— Этот займ в пятьдесят тысяч рублей, господа посольские, Московское княжество и великий государь не совершали. Это личные займы. И их надо, для доходчивости пояснения, поделить на два.