Янтарная сакма

— Какого жида? — спросил Бусыга Колодин, наливая в скотскую колоду колодезной воды.

Кони шумно обрадовались, затолокались у колоды, быстро тянули воду, затрясли гривами.

— А того лекаря Леона, что два года назад отравил нашего Иоанна, святаго великомученика — наследника великого князя Московского! — Бешбалда заплакал честными слезами.

Бусыга, услыхав про Иоанна, пролил ведро с водой:

— Поди, голова у тебя болит? Ведь с утра гадость пьёшь! Налить тебе для здравия чарку жидовской возгонки?

— Налей, Христа ради, налей, а! А я тебе тут и хлебца печёного доставлю, и сливы солёные астраханские, и кисельку овсяного подам. Давай наливай!

* * *

Бешбалда подержал чашу перед глазами, дунул в неё, вытянул дрянь одним махом, утёр бороду, сунул в рот горсть солёных слив, забуркотел сквозь полный рот:

— Иоанн наш, старший сын великого князя, занемог, почитай, пять лет назад. Если не больше, да... «Камчуг» называется та болезнь. Тридцать лет ему минуло — и на тебе: старческая немощь прихватила! Камень зародился в почках и рос, как хлеб на опаре... Обезножил Иоанн! А ведь так не бывает, чтобы почки у молодого мужика без работы встали! Значит, колдовством оговорили великого князюшку али чем опоили. Супружница евонная, Еленка, перемолоть бы её в муку! Она и выбила из жизни Иоанна Молодого. Больше некому! И незачем!

— Еленка, это дочь господаря молдавского Стефания? Про неё баешь, Бешбалда? — Бусыга был купцом, оттого про разные страны знал.

— Про неё, купец, про неё, сучку... — Бешбалда очень ровно налил себе чашку самогонного вина, капли не пролил мимо. Лицо у него было ровным, широким, нос длинным, тонким. Борода — чернь с проседью. А вот руки... руки его, будто задние ляжки хряка. Такой рукой Бешбалда если отмахнёт кому, то больно не будет. Мёртвым боль не чуется.

И, видать, мужик грамотный. Он вдруг глянул на Бусыгу синими своими очами, в которых и пьяной искорки не блестело. Вот ведь, а? Вылакал чару дюже крепкой отравы, а в глазах — синь бездонная. Поди, колдун?

— Ты сам не пьёшь, ибо душой бесишься, — тихо, но отчётливо произнёс Бешбалда. — Велю тебе — выпей. Душа размякнет и на место своё упадёт. Под сердце. И заснёт в благости. На, пей! — Бешбалда протянул Бусыге свою же чашку, на две трети полную жидовской гадости.

— Нет, — Бусыга твёрдо отвёл руку Бешбалды в сторону. — Не пью я пархатое и поганое зелье. Извини.

— Там, в чаше, того злого зелья уже нет, — уверенно и опять тихо толковал Бешбалда. — Ты пей, пей.

Бусыга, сам не помня как, зачем-то взял чашу и выпил в неё налитое. Господи, пронеси и помилуй! Из чаши, точно, перетекло ему в горло нечто сладковатое, тут же ударило по крови, растеклось в брюхе, шумнуло в голове, и стало Бусыге легко и даже весело. Бешбалда на глазах Бусыги снова налил в чашу сильно воняющей, мутной жидовской жидкости, колыхнул, дунул в неё и тут же выпил.

Бусыга приподнялся с травы, заглянул в чашу. Обычно на дне оставалась муть. А тут — на дне чаши три чистых капли светятся. Бусыга перекрестился на случай и чуть себя по башке не стукнул кулаком: Бешбалда!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Это ныне стало ругательством — «Бешбалда», а тогда, в изначальной Руси, падали в ноги тому, кто носил на голове золотой обруч с огромными золочёными рогами и имел статус главного жреца при молитвенном и погребальном капище древнего Бога Быка. Звание его — Беш Баал Да — означало «Главный Нож Бога Баала на Алтаре его». Он возносил живые жертвы Богу, своим ножом даруя им Вечное Небо. Конечно, ему, Бешбалде, обратить свинячье жидовское пойло в чистый, как слеза, спирт, раз плюнуть. От попал же Бусыга к кому!

Купец взял с огромной, ему протянутой ладони, горсть солёных слив, с немалым удовольствием разжевал, косточки собрал в кулак. Бешбалда молчал, жуя солёные сливы.

— Нам к великому князю Московскому надобно попасть, — умоляющим голосом заговорил Бусыга. — Попасть по доброму делу. Зарок дали помершему купчине Афанасию, что к великому князю Московскому попадём и предсмертный наказ Афанасия выполним. Наказ — дело святое... А вдруг попадём ко князю да что не так скажем, а?

— Тверской купец Афанасий сын Никитин наказ вам передал?

— Он. Ты знал его, что ли?

— Слышал, было время... Правильно, не всё надобно князю говорить. Но ежели придётся-таки, то жида того, Леона, ругни. Прямо в княжьи очи. Князь Московский на жида заморского надежду поимел... Какую надежду поимел, ту радость и получил...

— А что, полагаешь, наши колдуны Иоанна бы вылечили от болезни?

— Хех! Там лечить-то — безделицу ненькать... Дают болящему пить до горла горячее пиво или квас. Потом сажают на норовистую лошадь, и пока не упадёт с неё, так пусть и скачет. Через два дня такого лечения камчуг сам дробится и покидает тело песком, когда помочишься.

Бусыга не удивился. Он на Пскове и не такие колдовские выверты видел.

А вот ещё есть другой способ камчуг лечить. — Бешбалда потёр рукой свою голову. — Надо за один присест съесть ягоду астраханскую именем арбуз. В половину пуда весом чтоб была та ягода.

Тут Бусыга Колодин не выдержал, всё же хохотнул: