Янтарная сакма

Ежели бы псковитяне прознали, что скоро городу их грозит война... А без войны как же лишать русские города свободы и вольностей? Разжирели псковские... Рассчитались бы с ним за старые долги, а потом бы дань немножко удвоили. И делу шабаш! Не случилось бы войны. Теми псковскими деньгами Иван Третий года три бы отбрыкивался от казанских татар... А за три года можно вокруг Москвы и стену построить... Нет, волокут псковитяне серебро в чужие ганзейские города, кумпании какие-то придумали. Я им дам кумпании! Через неделю и дам! Полторы тысячи копейщиков да пятьсот мечников, да тысяча лучников, да татары крещёные, Данияровские, пять тысяч сабель — тоже кумпания, только московская!.. Может, и знают псковичи о московском походе да вознеслись непомерной гордыней? А может, те два купчика средней руки, что жмутся к стене в проходе, и есть псковская делегация? А пошто только вдвоём приехали умолять великого князя не лишать город Псков вольностей торговых? Как это не лишать, когда, вон, татары на крыльцо уже взошли? За деньгой! А деньга — вон она откуда растёт, из тех вольностей! Бить буду Псков!

Мырза Кызылбек вошёл, сбросил шубу соболью прямо на пол, три шага ступил навстречу московскому великому князю, ни поклона не отбил, ни шапку не снял. Только расшеперил рот в улыбке:

— По здорову ли будешь, великий князь?

— Я-то буду по здорову. — Иван Третий нарочно нарушил порядок приветствий и приветственных ответов. — А вот у меня в личных хоромах болящие попались, — и поманил мырзу к слюдяному окошку хоромины.

Кызылбек осторожно выглянул во внутренний двор. Из ворот царской конюшни, как бы сам собой, выкатился толстый пень. Два здоровых молодца в кафтанах княжьих кучеров поставили этот опилыш «на попа». Княжий конюший Шуйский выволок к пеньку хоромного, ближнего княжьего дьяка Тугару, что ведал казной Московского княжества и торговал мырзе Кызылбеку тайные денежные московские дела. Шуйский волок дьяка левой рукой, в правой руке его отсверкивала сабля древней хорезмской работы.

— А-а-а... — начал было мычать мырза Кызылбек.

Да тут Шуйский махнул саблей, махнул с хорошо выученной боевой оттяжкой. Голова хоромного дьяка отвалилась на сторону. Из конюшни выбежали конюхи. Дьяка подхватили за ноги, двое засыпали песком кровь берендея. А пенёк будто сам собой скрылся во тьме конюшни, ворота быстро схлопнулись.

— А как ты, мырза Кызылбек, чувствуешь своё здоровье? — ласково спросил Иван Третий Васильевич. — Размножаются ли твои стада? Хватает ли травы твоим баранам на всю летовку? Родила ли твоя четвёртая жена? Я ей на этот случай гостинец приготовил!

Мырза Кызылбек зачем-то уставился диким взором на княжий кинжал, воткнутый в стол. Великий князь осторожно выдернул кинжал из досок, сунул в ножны на поясе. Подвинул по столу в сторону татарского мырзы большой лист своего великокняжьего указа.

— Вот ей гостинец!

Под руку мырзе Кызылбеку тотчас подскочил казанский толмач. Хоть мырза говорил по-русски лучше любого московита, ответственность за документ нёс толмач.

Толмач прочитал:

— «Великий князь Московский...»

— Указ читай, на титло время не воруй! — велел толмачу Иван Третий.

— Указ. «Деревеньки по границе великого княжества Московского, да по границе великого княжества Казанского, именованием Тютюри и Собакино, населением обеих в двенадцать душ пахотных мужиков, я, великий князь Московский, в знак прекращения удельного спора двух государей, московского и казанского, передаю в Казанский удел, а сбор пашенный и подымный передаю под личное владение мырзы Кызылбека навечно». Подпись...

Чужой дядя, да ещё старинный данник, хоть и великий князь, запросто награждает землёй, людьми и деревнями знатного человека чужого государя! Третьего по чину в татарском княжестве! Это считалось не просто оскорблением мырзы Кызылбека. Это считалось оскорблением всему Казанскому ханству. За этой грамотой стоит не смех и водкопитие — война стоит за этой грамотой! Крепко задрала Москва Казанское ханство!

Что сейчас сделает мырза Кызылбек? Порвёт великокняжескую грамоту? Так у него есть кому доложить про сей поступок казанскому хану. А уж хан Казанский порвёт мырзе брюхо от горла до пупка. Свернуть мырзе эту подлую грамоту и увезти с собой, показать своему хану самому? Так мырза Кызылбек четверть часа назад возле конюшни видел, что бывает с предателями.

Великий князь Московский взял с пристальной тумбы колокольчик, звонко протренькал. Двери в палату разошлись, и на огромный стол челядинцы стали ставить огромные блюда, куда помещались целые бараны, кучи кур и гусей, графины и бочажки с водками, наливками, заморскими винами.

Татары, а их пришло шестеро, переглянулись, разом посмотрели на посеревшее лицо мырзы. Тот молчал. Сопровождающие его зашевелились, сели на лавку по одну сторону стола.

Великий князь ухватил за белую рубаху кухонного челядинца:

— Наготовили на целое войско, а народа нет. Там, в проходе в красный придел, сидят два псковских купца. Зови их шилом за княжий стол!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ