Янтарные глаза одиночества

Она то приближалась, то удалялась. В руках у нее была большая черная сумка с металлической пряжкой. А вот как она одета, Андрей никак не мог понять – что-то светлое, блестящее, как будто залитое расплавленным перламутром. Когда она вновь подошла поближе, то он осмелел и схватил ее за край одежды. И тут же выпустил – то ли от брезгливости, то ли от страха.

– Ляля, зачем ты ходишь в мокрой шубе? – спросил он. – Холодно же, замерзнешь.

– Нет, ничего, – улыбнулась она и снова отошла от него.

На этот раз довольно далеко. Андрею пришлось напрячь связки, чтобы она услышала то, что он хотел сказать. Но это не помогло – голос не хотел слушаться. Поэтому Андрей не мог произнести ни слова. Но Ляля не спешила прийти ему на помощь. Она села немного в сторонке, открыла свою огромную, больше похожую на саквояж, сумку, достала толстую тетрадь и начала что-то внимательно читать.

– Ляля, – с трудом прошептал Андрей. – Нам надо ехать. Времени совсем мало.

– Нет, нет, еще рано, – ответила она, не отрываясь от тетради. – Ты подожди, отдохни немного. Как думаешь, может, мне стоит согласиться?

– На что? – хотел спросить Андрей, но не смог – мышцы лица снова парализовало. Постепенно в глазах начало темнеть. Андрей испугался, что еще немного, и он совсем ослепнет.

– Я так долго думала, думала… – произнесла Ляля. – Наверное, это именно то, что мне подходит.

Андрей в ответ лишь мотнул головой. Ляля в его глазах стала расплываться. Она что-то еще говорила, но он уже ничего не слышал. Он даже не был уверен, что то, что он видит – бесформенное светлое пятно, – это и есть Ляля.

– Подожди, не уходи!

Он не знал, удалось ли ему это сказать, преодолевая скованность мышц, или лишь хотелось произнести эти слова, чтобы удержать ее. Но перед глазами его уже был сплошной белый туман.

Андрею не было страшно. Наоборот, так хорошо, как никогда раньше. Он плыл, спокойный и расслабленный, навстречу неизвестному. Но разве может пугать неизвестность, когда наверняка знаешь, что там тебя ждет Ляля?

– Если я сейчас умру, то она, наверное, расстроится, – вдруг осенило Андрея. И эта мысль сразу лишила его покоя. И сразу стало страшно так, что он похолодел с головы до пят так, как будто уже умер.

Он вдруг подумал, что так ничего и не успел. И у него уже нет шанса сказать Мишель, что он никогда не был так счастлив, как в те три дня на косе. Когда все было так солнечно, так радостно. Когда хоть кто-то за последние годы сказал ему: «Я люблю тебя» и ничего не попросил взамен.

Ему было страшно. Но не за Мишель. А за себя. Как он будет жить без ее любви?

Андрей вдруг услышал, как в тумане что-то прошелестело. И с тоской подумал, что это возвращается Ляля. А ему этого совсем не хотелось. Потому что рядом с ней уже ничего не было – ни света, ни радости, ни счастья. Рядом с ней было не страшно умереть, но жить – невозможно. «Она же давно умерла!» – вдруг вспомнил Андрей. И эта мысль, как ни странно, его успокоила. Он даже не удивился, когда в тумане вдруг раздался звук разбившегося стекла. Ему даже понравилось, как это звучит, – так, как будто разбились миллионы хрустальных колокольчиков. Но потом по осколкам кто-то начал ходить. И вот этот хруст стекла слушать было невыносимо. Как будто живому существу ломали кости.

– Ляля, – позвал Андрей. Он хотел закричать, но не смог. – Ляля, – с трудом, собрав последние силы, прохрипел он. – Я не хочу умирать. – Он тут же проснулся. За окнами было темно. Андрей провел рукой по лицу и ничего не почувствовал. Он медленно поднялся с дивана, дошел до двери гостевой комнаты на первом этаже, где жила Нина Ивановна, распахнул дверь и спокойно произнес: – Сава, срочно вызови врача. По-моему, я приехал.