Янтарные цветы

Не прошли мы и половины квартала, как Лидия решила, что мы купили кольцо вопреки воле Вселенной и должны немедленно его вернуть. «Носить кольцо незнакомой покойницы – плохая примета. Откуда ты знаешь, что случилось с его прежней хозяйкой? В викторианские времена детей воспитывали жестокие няни, а родителей они видели раз в день по расписанию. Уинстон Черчилль рассказывал, что мог бы по пальцам сосчитать те разы, когда его обнимала мама».

На автобусной остановке Лидия разбушевалась не на шутку – я редко такой ее видела. Замызганное колечко на моем мизинце почему-то натолкнуло ее на мысли об алмазе Хоупа. «Миллион лет он рос в земле, а потом выскочил оттуда и нес погибель всем, кто к нему прикасался. Марии Антуанетте отрубили голову, а ее подружку закололи копьями и изрубили топорами. Досталось даже невинному почтальону, принесшему его в Смитсоновский музей. Все родные почтальона умерли, ему самому раздавило ногу, а его дом сгорел дотла!»

Думайте что хотите о Лидии Фрэнсис Белл и ее нелепой болтовне, но некоторые ее слова я не забуду никогда.

Лейтенант держит пакет так, что жемчужина смотрит на меня подобно слепому глазу. Все тактично молчат. Меня вот-вот раздавит грузом их ожиданий.

– Да, кольцо мое, – подтверждаю я. – Оно пропало незадолго до суда. Лидия считала, что оно принесет мне несчастье, и просила его не надевать.

– Почему?

«Жемчуг приносит слезы. Самоубийства и безумие, смерти и аварии».

– Она говорила, нельзя носить украшения покойников, которых ты не знал. Лидия вообще придавала большое значение истории. – И не зря, шепчет мне на ухо одна из Сюзанн.

Это правда. Кольцо было на мне, когда убийца бросил меня в могилу. Все остальное, что было на мне – любимые черные легинсы, папина футболка, цепочка с крестиком, подаренная тетей Хильдой на крещение, – исчезло. Врачи «Скорой» срезали с меня, что могли, и отдали полиции.

Ночная сиделка первой заметила на моем пальце колечко – через пару часов после установки кардиостимулятора. Я почувствовала, как она пытается его скрутить – пальцы касались моей руки легко, словно перышки. «Ш-ш-ш». Когда я очнулась, на месте кольца была лишь белая полоска незагоревшей кожи. Месяц спустя, уже дома, я обнаружила в кармане своего чемодана больничную Библию. На странице с двадцать третьим псалмом был конверт, а в конверте – мое колечко.

* * *

Услышав стук, я первым делом в ужасе думаю: Чарли вывалилась из кроватки. Секундой позже до меня доходит, что Чарли уже тринадцать лет не спит в кроватке. Сейчас она мирно посапывает рядом, закутавшись в одеяло. Рыжие волосы разметались по подушке цвета морской волны: она словно плавает в океане. Я вспоминаю, как мы устроили сериальный марафон и посмотрели несколько серий «Ходячих мертвецов» подряд, закусывая попкорном и сырными чипсами. Лучшее противоядие, когда находишь загадочные предметы во дворе бывшей лучшей подруги.

Телевизор в спальне я выключила после полуночи. Это могло случиться и полчаса, и четыре часа назад. За окном – непроглядная тьма. Я трогаю голое плечо дочки: не снится ли мне все это? Оно бархатистое и прохладное, но я не спешу прикрыть его одеялом, как обычно.

Тихая болтовня в голове: Сюзанны собрались на совещание. Я нащупываю в кровати телефон и смотрю на время: 3.33. Чарли дышит ровно, лучше пока ее не будить. Пока.

Снова этот звук. Что-то падает и захлопывается: дверца багажника? Звук доносится снаружи, со стороны комнаты Чарли. Я тихонько пробираюсь к двери в кладовку, опускаюсь на колени и ощупью нахожу в кармане обувного органайзера (второй ряд, четвертый карман слева) пистолет двадцать второго калибра. Три года после суда я носила его за поясом, пряча под одеждой. Подумывала купить что-нибудь покрупнее, но тогда его точно стало бы видно на моем костлявом бедре. А уж папа тем более бы увидел. Стрелять меня научил Лукас – в перерывах между тайными ласками, во время которых мы случайно заделали Чарли. Впервые вложив пистолет мне в ладонь, он настоятельно попросил ходить в тир хотя бы пятьдесят два раза в год. Как в церковь.

С тех пор я надеюсь, что это не грех – стрелять чаще, чем молиться. Потому что только так у меня и получается. Лукас давно уговаривает купить оружие посерьезней, но я не могу расстаться с этим пистолетом.

Трясу Чарли за плечо. Она стонет.

– Уже утро?! Не может быть!..

– Я услышала какие-то странные звуки во дворе, – шепчу я. – Надень тапочки. И это. – Я бросаю ей свитер, свисающий из моей корзины для грязного белья.

– Ты серьезно?

– Серьезно. Вставай.

– Почему ты не звонишь в полицию? – Пока она натягивает через голову капюшон, снаружи продолжает доноситься приглушенный стук.

– Не хочу попасть в вечерние новости.

– Пистолет?! Мам!

– Прошу тебя, Чарли, просто делай, что я говорю. Мы выскочим через черный ход.

– Бред. Этот… этот человек снаружи. Разве не для таких случаев у нас суперчувствительная сигнализация, которая не дает мне даже «Вампайр викэнд» включить на полную катушку? Давай хотя бы выглянем в окно и посмотрим, что это – может, мусор забирают?