Ворот не было, она замолотила по частоколу изодранными руками.
– Пожалуйста!
По лицу катились слезы. Когда Ярина представляла смерть, думала, что встретит Переправщицу с достоинством, уйдет без лишних жалоб. Но за спиной стояла не белокосая дева, готовая увести по Темной дороге, а то, что изменит, уничтожит безвозвратно.
Она не хотела с этим мириться!
Внезапно частокол под ладонями исчез, чтобы возникнуть уже за спиной. Неведомые хозяева избушки сжалились. Однако Ярина не успела этого понять – впервые в жизни лишилась чувств от пережитого страха.
***
Обычно в сказках прекрасные девы приходят в себя с первыми лучами солнца в объятиях красавца царевича. Ярина, увы, очнулась на стылой весенней земле, с которой едва сошел снег, и не под пение жаворонков, а под глухие шорохи из-за частокола.
Вряд ли обморок продлился дольше пары минут, но тело ломило, пальцы оледенели и едва гнулись. Насилу поднявшись, Ярина бегло осмотрела появившиеся ворота, которых еще недавно не было; двор, здоровенный для лесной сторожки. Да и мрачная изба, такая же мертвая, как и на первый взгляд, больше подходила не охотнику, а отшельнику-чародею. Но если он и жил здесь, то затаился. Небось пожалел, что впустил незваную гостью.
– Есть кто-нибудь? – робко спросила Ярина.
Ответом стала звенящая тишина. Даже нежить за частоколом смолкла.
Зубы клацнули, пришлось изо всех сил сжать челюсти. Ярина дрожащей ладонью отерла залитое кровью лицо и недоверчиво уставилась на пальцы – это ж надо, так оцарапать лоб! Рана пустячная, но кровила сильно, а под рукой ни одной завалящей настойки, запасы остались в сумке, а сумка – в деревне, будь та трижды неладна.
На подгибающихся ногах Ярина двинулась к крыльцу, надеясь дозваться таинственных хозяев. Добротная дверь оказалась заперта, сквозь окна не удалось разглядеть даже очертаний комнаты. Сделаны окошки были на диво: не холстина, как в сельских избах, не слюда, не дорогущие пластины горного хрусталя. Одна прозрачная поверхность, гладкая и прохладная.
В другое время Ярина бы подивилась, но сейчас усталость брала свое. На боязливый стук никто не отозвался, пришлось взять себя в руки и начать действовать. Сперва поискать колодец – умыться не мешало бы. Судя по неясному отражению в оконце, ее теперь и кикиморой нельзя было назвать, они бы оскорбились сравнению с таким чудищем.
Колодец обнаружился за поленницей, но уж лучше бы его не видеть: от одного взгляда свалявшиеся в колтун волосы встали дыбом, язык прилип к нёбу. И ворот, и оголовок были сделаны из костей!
Месяц серебрил крышу, затейливо украшенную человеческими черепами. Пожелтевшие от времени, они скалились в ночную мглу. Хорошо хоть не светились. Без чародейства явно не обошлось.
Ярина отшатнулась, подавив желание начертать перед лицом охраняющий знак, но справилась с собой и шаг за шагом двинулась к колодцу. Страшно. Но хуже, чем в лесу, вряд ли станет. Подумаешь, черепа!
Ведро, хвала Охранителям, самое обычное, стояло рядом. И веревка к ручке уже прилажена. Ярина, недолго думая, плюхнула его в колодец, внизу булькнуло. Звук был таким привычным, что отогнал веющую жутью тишину.
Ворот шел легко, хоть убедить себя взяться за костяную ручку удалось не сразу. Зато напилась вволю. Вода была сладкая и до того холодная, аж зубы свело.
Потом Ярина долго отфыркивалась и шипела, промывая глубокие царапины на лице и ладонях. Страх отступил: за вечер она набоялась столько, что на год вперед хватит. Но усталость и холод, почуяв, что жертва приходит в себя, с новой силой впились в тело тысячей иголок. Весна нынче была промозглой, а ночи по-зимнему студеными.
Вода попала за разорванный ворот, ткань мерзко липла к телу. Вздрагивая и ежась, Ярина вновь повернулась к застывшей в ожидании избе.
– Спасибо, что пустили! Не дозволите ли переночевать в доме? Отплатить мне нечем, но я отработаю. Я могу…
– Чего орешь? – раздался хриплый неприветливый голос.
С крыльца на нее взирало косматое существо, поблескивая в темноте алыми глазками.
– Сначала спаси ее, потом в избу пусти, – продолжило недовольно бормотать нечто, – мож, тебя еще и накормить да в баньке попарить?
– Если изволишь, дедушка, – спокойно откликнулась Ярина. Домовых она не боялась, всегда относилась с почтением. Что хранитель дома ей не рад, ничуть не удивляло – она и вправду ввалилась среди ночи, наверняка перебудив воплями лесную живность.
– Ишь, наглая! Вы, дуры деревенские, шляетесь где ни попадя, еще требуете чевой-то. Много чести тебе.
На «дуру деревенскую» Ярина отчего-то обиделась. Пусть она и жила почти десять зим в Заболотье, но родилась-то в городе! Она уже открыла рот, чтобы возмутиться, но догадалась – домовой принял ее за одну из местных. Вот только как убедить его в обратном? Начнешь отрицать – не поверит.
– Тогда зачем ты меня спас, дедушка? – осторожно спросила она.
Домовой не смутился и выдал:
– Ежели бы они тебя рядом схарчили, кому хуже-то было б? Ходют тут всякие, оттирай их опосля от забора. На дворе переночуешь, не сахарная.