Янтарный призрак

„Дальше меня, кажется, куда-то поволокли… Куда? Наверное, туда, где я сейчас и нахожусь“.

Иннокентий Степанович стал медленно переворачиваться на другой бок и в конце концов рассмотрел комнату. С противоположной стороны сквозь бледно-желтые шторы угадывался квадрат окна, рядом с которым стояли стол и три кривоногих стула. Под давно не беленным потолком висел матовый плафон с трещиной. Стены были оклеены отстающими в нескольких местах серыми, удручающего вида обоями. Рассохшийся пол был покрашен в цвет невыводимой ржавчины. Ознакомившись с типичным интерьером среднестатистической экс-советской семьи эпохи приватизаций и либерализаций, пенсионер оторвал голову от подушки без наволочки и попытался сесть. Это ему удалось. Правда, при этом не обошлось без нечленораздельных звуков, типа стона или кряхтения: давешние громилы поработали на славу.

В открытую дверь вползло, как грозовая туча, некое чудовище, облаченное в пестрый спортивный костюм. Во временном приюте Иннокентия Степановича сразу стало тесно.

– Очухался? – прогудел тот, кто сначала душил, а потом колол Грызунову снотворное.

Старик посмотрел на своего тюремщика и промолчал.

– Дуешься на меня? – криво усмехнулся борец. – На сердитых воду возят. Впрочем, ты уже для этого, дед, не годишься. Тебя самого пора возить, но не в нашем „мерсе“, а на катафалке. – Довольный своей шуткой, мастер спорта по дзюдо громко рассмеялся.

– Грешно смеяться над убогими, – попробовал пристыдить знатока японского единоборства преклонного возраста пленник.

– Что грешно, а что нет, – судить мне! – ткнул себя в широкую грудь Игорь. – И не суйся со своими полезными советами садовода, лопух хренов, Божий одуванчик!

Гориллоподобный страж запрокинул голову, раскрыл рот и залил в себя треть литра кока- колы из ярко-красной металлической баночки. Грызунов с завистью досмотрел сеанс переливания бурой жидкости из одной емкости в другую, сглотнул слюну и передернул заостренным кадыком. Поймав на себе взгляд своего подопечного, наемный охранник смял пустой контейнер железными пальцами.

– Вот так и с тобой будет, кляча полудохлая, если снова вздумаешь упрямиться! – Иван Поддубный наших дней швырнул расплющенную банку в угол.

– Отпусти меня, парень, – жалобно попросил Иннокентий Степанович.

– Ишь чего захотел, старче!

– Что я вам плохого сделал? Зачем я вам? Верните меня обратно в наш дзот.

– Куда, куда? – Игорь пригнулся, чтобы лучше расслышать.

– В дзот.

– Дед, окстись! Великая Отечественная пятьдесят один год тому назад как кончилась! Или это у тебя последствия контузии?

– Ранение у меня имеется. Получил его при разминировании Кенигсберга. А контузии не было! – Грызунов ударил сухой узкой ладонью по колену.

– Так ты вдобавок ко всему еще и фронтовик? – присвистнул собеседник. – Тебе, видать, за штурм цитадели Восточной Пруссии помимо медали выделили в пожизненное владение дзот, куда ты и поселился?

– Дурья твоя башка, – беззлобно огрызнулся ветеран. – Дзотом я называю ту хала- буду на окраине города, где обитают такие же, как я…

– Шаромыги и забулдыги!

– …несчастные, обездоленные, забытые близкими, родными и любимым государством люди, – закончил старик, не обращая внимания на реплики своего тюремщика. – Дзот означает „дом-здравница особых туристов“.

– А туристы, стало быть, это подобные тебе бичи.

– Там раньше была контора какой-то автобазы или стройки, точно не знаю, – продолжал Грызунов, пропуская мимо ушей оскорбления. – А теперь это штаб-квартира нищенствующей армии.

– Вам всем давно на кладбище перебираться надо.

– Что правда, то правда, – неожиданно для Игоря согласился с ним старик. – Пора уже на вечный покой. Да вот что-то Боженька никак не хочет душу мою прибрать. А пока, может, все же выпустишь меня отсюда, мил человек.

– Ну ты, старпер, даешь! Фиг тебе! Посиди под домашним арестом! Ты ж нам ничего еще не сказал!

– А что я вам должен был сказать? – В старческих выцветших глазах вспыхнул и тут же погас огонек надежды.

– Вот придет Николай Михайлович, он тебе все и напомнит, растолкует, разжует и в рот положит.

– Николай Михайлович? Это кто? Тот, с горбатым носом и с залысиной?

– Он самый.

– Он у вас за хозяина?

Такое определение покоробило Игоря, который вместе со своим напарником Константином при подобном распределении ролей ветераном второй мировой автоматически получал статус холопа.

– За директора! – рявкнул телохранитель Задонского.

– Ясненько. Не пойму только, какой интерес у вашего фирмача ко мне?

– Он же тебя вчера все долбал, пьянь! А ты, как дебил, заладил: „Не помню! Не знаю!“ Пришлось тебя ширнуть и сюда приволочь, чтобы было где поточить с тобой лясы в теплой, дружеской обстановке. Здесь нам никто не помешает выпытать из тебя все, что нам нужно. И поверь мне, дед, я из тебя все вытрясу. А будешь молчать или косить под дурака – я запущу свою руку в твою поганую глотку по самый, локоть, ухвачу за кишки и выверну все твое вонючее нутро наизнанку! – Игорь поднес свою огромную пятерню к лицу пенсионера и пошевелил пальцами, поросшими жесткими волосиками, как ножки тарантула.