Янтарный ветер

Во дворе послышались гулкие удары топора по дереву – хозяин рубил дрова и вскоре закончил это занятие, отворил скрипучую дверь и вошёл в избу со связкой берёзовых дров, ярко пахнущих лесом и свежей древесиной. Запах этот, перебивающий запах сырости в маленькой комнатке, был приятен Александру, и коварная память перенесла его куда-то в детство, в нечёткие и смазанные моменты его босоногого десятилетнего счастья. Всплыли в памяти лица его дедушки и бабушки, очертания дедовской деревенской избы. Вспомнился и тот же приятный запах свежеколотых дров, не хватало только аромата бабушкиных пирогов и каши, приготовленных в русской печи. Причуды памяти, которая напомнила Александру прошлые картинки из детства, но пока закрыла густым туманом его настоящее, опять принесла беспокойство. Воспоминания детства были близки ему, успокаивали назойливую головную боль, и он словно строитель попытался сложить по кирпичику здание своей памяти, точнее, тех фрагментов из детства, которые поддавались восстановлению.

Несомненно, Александр не был деревенским жителем. Сначала смутно пронеслись в сознании очертания зданий большого города, широких проспектов, каких-то памятников. Затем вспомнилось, как маленький Саша едет на жёсткой телеге, пахнущей сеном и конским навозом по лесной дороге. Всплыли из памяти добрые и радостные лица дедушки и бабушки, встречающие его, приехавшего к ним в деревню из большого города на каникулы. Воспоминания эти никакими географическими подробностями пока ещё не обросли – город без названия, обычная русская деревня, обычная деревенская дорога. Всё это было похоже на чёрно-белое кино, точнее, документальную хронику перед фильмом, которые Саша ходил смотреть в какой-то кинотеатр в большом городе.

Потом почему-то вспомнились деревенская баня, невыносимая влажная жара и дедушка, который охаживает его дубовым веником. Голый Саша лежит животом на банной деревянной полке, хватает ртом горячий воздух, спина горит, но он терпит, терпит и считает секунды до конца этого истязания. Нет, конечно, не может он попросить пощады или убежать из-под твёрдой дедовской руки, тем более после слов деда:

– Молодец, Сашок! Настоящий мужичок! Русская баня – это здоровье и душе, и телу. Эка благодать!

После этих слов дед из деревянной шайки окатил Сашу водой. Вода была в меру холодной, не студёной и сразу принесла облегчение и ту самую благодать…

Эти разрозненные, но родные воспоминания детства были прерваны звуками из настоящей и не радующей его реальности – брошенными на деревянный пол дровами и открывающейся железной дверцы печки. Хозяин избы, положив туда несколько дров, пару раз щёлкнул бензиновой зажигалкой и зажёг лучину, засунув её в печку. Маленькая комната быстро наполнилась привкусом дыма, который перебил ощутимый запах бензина от зажигалки. Скрипнула печная задвижка, и с лязгом захлопнулась железная дверца. Запах дыма стал слабее, но всё равно накрыл неприятное ощущение сырости и ветхости.

Хозяин некоторое время посидел на корточках возле печки, затем бодро встал и сделал несколько шагов в дальний угол комнаты. По скорости и плавности его движений было понятно, что человек это молодой и крепкий, без одышки и лишнего веса.

Послышался звук воды, наливаемой в металлическую кружку из ведра. Гулко звякнуло ведро, поставленное обратно на деревянную скамейку.

– На, попей пока холодной воды. Потом горячего чая дам, когда чайник закипит.

Хозяин протянул алюминиевую кружку Александру и остался ждать, когда тот неловко и через боль взял её и сделал несколько глотков. Вода была вкусной, колодезной и на какое-то время принесла облегчение, заставив своим холодом отвлечься от боли в груди и голове.

– Спасибо! – поблагодарил Александр и дрожащей рукой вернул кружку хозяину, попытавшись после этого поменять положение своего тела, чтобы иметь возможность увидеть окружающую его обстановку. Это немного удалось, но увиденная картина не принесла Александру никакого облегчения – ни физического, ни морального. Сознание его хоть и прояснялось постепенно, но память последних событий пока не возвращалась. Вопросов к увиденному стало ещё больше.

Комната в избе была небольшой. Не больше сеней в обычном деревенском доме. Одна дверь на улицу, ржавая железная щеколда на ней. Посредине комнаты возле стены – старая кирпичная печка с чугунной почерневшей поверхностью, на которой стоял допотопный чайник, во многих местах помятый. Рядом с печкой находился небольшой грубый деревянный стол, ничем не прикрытый, с несколькими алюминиевыми тарелками, вложенными одна в одну, и торчащими из них ложками. Также на столе стояла обычная старая латунная масляная лампа с почерневшим стеклом в форме тюльпана.