Январские ночи

— Ленин, изволите ли видеть, не знает тождественного слова в русском языке и делает следующую сноску… — Она опять прочла: «Я не знаю соответственного русского слова и называю „тиром“ помещение для стрельбы в цель, где есть запас всякого оружия, и всякий желающий за маленькую плату приходит и стреляет в цель из револьверов и ружей. В России объявлена свобода собраний и союзов. Граждане вправе собраться и для ученья стрельбе, опасности от этого никому быть не может. В любом европейском большом городе вы встретите открытые для всех тиры — в подвальных квартирах, иногда за городом и т.п. А рабочим учиться стрелять, учиться обращаться с оружием весьма-весьма не лишне. Разумеется, серьезно и широко взяться за это дело мы сможем лишь тогда, когда будет обеспечена свобода союзов и можно будет тягать к суду полицейских негодяев, которые посмели бы закрывать такие учреждения».

— И все-таки не понимаю, почему это вызывает у вас смех?

— Но ведь это инструкция, инструкция! — возбужденно воскликнула Землячка. — В легальной газете! И радуюсь я тому, что мы этой инструкции уже следуем. В подвалах Высшего технического училища который день студенты и рабочие обучаются стрельбе. Устроены настоящие тиры. Висят зайцы, утки, прочие мишени.

Теперь улыбнулся и Лядов.

— В таком случае — поздравляю.

Они опять заговорили о вооруженном восстании и предстоящей конференции московских большевиков, созываемой в училище Фидлера.

С этой встречи началась деятельная подготовка и к конференции, и к восстанию — присутствие Ленина в России вдохновляло большевиков.

Конференция не обманула их надежд.

«Объявить в Москве со среды 7 декабря, с 12 часов дня, всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в вооруженное восстание…» — решили московские большевики.

В «пятерку» по руководству восстанием вошли Землячка и Лядов, требовалось оправдать доверие и рабочих и Ленина, от слов пора было переходить к делу.

Восстание захватывало всю пролетарскую Москву. То тут, то там вспыхивали митинги.

В одной из аудиторий Высшего технического училища рабочие и студенты собрались обсудить вопрос о вооруженной борьбе.

В целях конспирации собрание велось при одной стеариновой свече.

Выступала Землячка:

— Рабочим учиться стрелять, учиться обращаться с оружием весьма-весьма нелишне…

Внезапно в аудитории появились казачий офицер и солдаты.

— Разрешите вас пригласить…

Свеча тут же погасла!

Расходились в темноте.

С митингов рабочие шли на баррикады.

Пресня. Шаболовка. Рогожская застава.

Землячке некогда было вздохнуть. Она писала листовки, следила за их печатанием, снабжала рабочих оружием, появлялась на баррикадах, участвовала в уличных боях.

На улицах Москвы были воздвигнуты тысячи баррикад.

Самоотверженно сражались московские рабочие, но опыта вооруженной борьбы не было, оружия не хватало, связь с войсками была недостаточна…

А капитулянтская позиция меньшевиков и эсеров способствовала поражению.

18 декабря Московский комитет призвал рабочих прекратить вооруженную борьбу.

«Геройский пролетариат Москвы показал возможность активной борьбы и втянул в нее массу таких слоев городского населения, которые до сих пор считались политически равнодушными, если не реакционными. А московские события были лишь одним из самых рельефных выражений „течения“, прорвавшегося во всех концах России. Новая форма выступления стояла перед такими гигантскими задачами, которые, разумеется, не могли быть решены сразу. Но эти задачи поставлены теперь перед всем народом ясно и отчетливо, движение поднято выше, уплотнено, закалено. Этого приобретения ничто не в силах отнять у революции».

Арест

Она торопится к дантисту, и ей в самом деле начинает казаться, что у нее болит зуб…

Вот она входит в знакомый Кисловский переулок. Никто не идет за ней? Останавливается. Оглядывается. Никого. Да, собственно говоря, чем она может привлечь к себе внимание? Она же идет к дантисту.

Знакомое парадное. Открывает дверь, входит и тут же отступает в сторону. Ждет. Нет, никого. Медленно поднимается на третий этаж. «Зубной врач Калантарова». Нажимает кнопку звонка. Дверь распахивается. Горничная ее узнает — она бывала тут не один раз.

— Пожалуйте.

Навстречу ей из приемной выходит одна из пациенток Калантаровой.

Очень хорошенькая эта пациентка — черные вьющиеся волосы, задорное личико.

— Ждем только вас, Розалия Самойловна, — говорит она. — Все собрались.

— А вы куда, Ольга Сергеевна? — осведомляется пришедшая.

На самом деле Ольгу Сергеевну зовут Елизаветой Абрамовной Леви. Землячка знает ее настоящее имя. Но хозяйка квартиры Калантарова знает ее как Ольгу Сергеевну, да и не все участники военной организации знают настоящее имя Лизочки Леви.

— За документами, — объясняет Ольга Сергеевна. — Не рискнула сразу захватить. Мало ли что. Списки сочувствующих офицеров, расположение воинских частей…

Лизочка Леви — секретарь военной организации. Осторожна и предусмотрительна. Уже несколько раз удавалось ей избежать неминуемых, казалось бы, провалов.

Землячка входит в приемную.