Январские ночи

Зимние переходы, отсутствие снабжения и особенно обуви — были случаи, когда красноармейцы босыми делали переходы по льду, — непрерывные бои и заболевания сыпным тифом дали громадный процент выбывших из строя уже к концу марта. В армии из 1423 коммунистов, находившихся на партийном учете, осталось 227. Мы вопили о помощи. Выполняя боевые приказы, армия истекала кровью и из-за количественных потерь становилась небоеспособной. Фронт, обороняемый 1-й Московской рабочей дивизией, протянулся на 25 верст, а находилось на нем всего 27 бойцов.

И все же, при колоссальном напряжении сил, боевые приказы удавалось выполнять в точности.

Никакие просьбы о пополнении не помогали. Истекавшие кровью части теряли последних людей и доведены были до последней степени истощения.

Недавно 112-й полк, когда-то гордость нашей армии, самый смелый, самый боевой, отказался выполнить боевой приказ. Четверо суток шли солдаты босыми под проливным дождем — и это после шести месяцев непрерывных боев!

Но стоило сказать им несколько слов, как они снова бросились в атаку!

Из 380 человек, остававшихся в дивизии, уцелело 70, остальные были убитыми и ранеными, а всего в этом бою мы потеряли ранеными и убитыми 700 человек.

В самое последнее время нам стали посылать пополнения. Но что это были за пополнения? Сплошь дезертиры. Они немедленно, без какой-либо политической обработки, посылались в бой, потому что задерживать их не было возможности. Фронт требовал людей немедленно, и мы посылали часто совершенно негодные пополнения.

И нашим старым кадрам нужно было быть особенно крепкими, чтобы не разложиться от таких пополнений. Тяжелую атмосферу создали в особенности пополнения из разных украинских частей. Четыре полка, присланные из Украинской дивизии, были расформированы за полной негодностью, после того как они оголяли фронт. Бронепоезд «Углекоп» погиб по вине 37-го и 38-го пехотных полков Украинской дивизии. Внимание, которое уделялось маршевым ротам всю зиму, и громадная боевая и политическая подготовка их в нашем Запасном полку сошли на нет из-за той спешки, с какой приходилось бросать в бой новые пополнения.

Так обстояло дело с пополнением.

Со снабжением дело обстояло еще хуже.

Страдали не столько от отсутствия продовольствия, сколько от отсутствия обмундирования и, главным образом, сапог.

Вопль — одежды и накормите нас! — это общий вопль в армии, а мы ничего не делаем только потому, что не дают проявиться инициативе.

Характерен факт с нашей эвакуацией. Эвакуация у нас прошла блестяще — за исключением нескольких поломанных вагонов все вывезено, и сделано это было молниеносно.

Как высоко оценили мы двух работников, участвовавших в этом деле, — начальника военных сообщений нашей армии тов. Пигулина и комиссара при нем тов. Швена-Шияна! Эти беззаветно преданные люди и крупные специалисты работали день и ночь и добились полной эвакуации. А в день моего отъезда я узнаю, что получена телеграмма из Южфронта о немедленном их отстранении ввиду непланомерности, с которой проводилась эвакуация. Спрашивается, в чем же должна была выразиться планомерность — в оставлении у белоказаков половины эшелонов?

Больно вспоминать о подобных «отставках» — думается, что и здесь какой-нибудь бездельник шепнул что-то «по-дружески» другому, а в результате отстранены два ценнейших работника.

В политическом отношении была проделана громадная, сверхчеловеческая работа.

В начале января 8-я армия состояла из разрозненных, ничем не спаянных отрядов, а уже к концу января она стала политически крепкой, уверенной в своих силах армией. Мнение о ней, как о таковой, я неоднократно слышала от всех с ней соприкасавшихся людей и организаций, и на партийном съезде я тоже слышала много похвал, которые расточали по ее адресу многие товарищи.

Январь и начало февраля ушли главным образом на политическую обработку маршевых рот и формирующихся полков и на пересмотр и перераспределение комиссарского состава.

Со второй половины февраля появилась возможность главные силы политработников бросить в дивизии, в политотделе осталось всего несколько политработников. Все способные вести политическую работу посланы в массу.

В начале января мне лично пришлось арестовать десятка полтора коммунистов, и можно с уверенностью сказать, что с этого момента в 8-й армии не осталось ни одного не проверенного комиссара, ни одного коммуниста, который оказался бы трусом или шкурником.

Тщательный подбор политработников и беспощадная борьба с негодным элементом характеризуют работу политотдела 8-й армии особенно ярко.

Организацию пришлось делать гибкой, политработников приходилось распределять и перераспределять постоянно ввиду крайне недостаточного их количества. Непрерывные бои и сыпной тиф вырывали ежедневно по десятку человек, а пополнения поступали крайне скудно. За три с половиной месяца получено нами было от Южфронта всего 46 человек. Приходилось всячески изощряться, чтобы заменить выбывающих из строя. Из коммунистических ячеек брали нужных людей, спешно подготавливали, инструктировали и ставили на ответственные посты.