«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Впрочем, при необходимости власть могла закрыть глаза на уход во стрельцы тяглецов — лишь бы соблюдалось требование прибирать во стрельцы «от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, добрых и резвых» и тем самым не нарушался фискальный государственный интерес. К примеру, сын боярский Епсихий Рептюхов в 1592 г. бил челом государю на своих крестьян — на Сеньку и Кондрашко Ивановых детей и на Ивашку Васильева сына Должикова, которые, по словам сына боярского, «били, государь, челом тебе, государю, те крестьяне ложна о вывознай грамоте, чтоб их из-за меня вывесть совсем, а скозали, государь, что буттось у них оставаютца на тех вытех братье, а жили буттося с ними на одной пашни». Получив же обманом царскую вывозную грамоту, Сенька и Кондрашко записались в казаки, а Ивашко Должиков — во стрельцы. В ответе же на челобитную сына боярского государь приказал «сыскать накрепко» «про Сеньку да Кондрашка, из казаков отдати Епсихею назад со всем их животом, а буде им дано наше жалованье хлебное и деньги, и все б то наше жалованье хлеб и деньги на них доправили, а в тех бы ельчан в место прибрали иных», а вот про Ивана Должикова решение было иным — «Иванка Васильева из стрельцов» не выдавать[333].

Почему Ивану Должикову была оказана такая честь против его «компаньонов», сделавших, как оказалось, неправильный выбор, — неясно, хотя можно предположить, что связано это все же с более высоким служилым статусом стрельцов, нежели городовых казаков («из стрельцов выдачи нет?»). И еще одно интересное дополнение к перечню требований к кандидатам во стрельцы. В уже упоминавшейся грамоте князю С.Ю. Вяземскому предписывалось, чтобы он в отсылаемый отряд ратных людей «наймитов и прихожих людей и зерныциков не имал». В другом подобном случае прибирать велено было «волных охочих людей добрых, а воров бы, и бражников, и зернщиков» не брать, «чтоб от стрелцов никакого дурна не было»[334]. Очевидно, что если в «зборные» люди не годились наймиты, гулящие люди, пьяницы и любители азартных игр, то и в стрельцы они не годились ни в коем разе.

Из этих документов, датированных концом XVI века и началом следующего столетия, характер и состав прибираемого во стрельцы контингента более чем очевиден. Преследуя свой интерес, государство отнюдь не стремилось к тому, чтобы в стрелецкую службу уходили домохозяева-налогоплательщики, в особенности из числа тяглецов, а вот всякого рода вольница, «казаки» и всякие «младшие сыновья», короче, всевозможные «захребетники» и «подсуседки», лишь бы они были «молодые», «добрые» и «резвые». В царской грамоте в Елец И.Н. Мясному и стрелецкому голове И. Михневу так прямо и говорилось — «прибирали бы есте на Елец в стрельцы и в казаки захребетников: от отцов — детей, и дядь — племянников, чтоб в их место на дворах и на пашне люди оставались (выделено нами. — В.П.), чтоб в том вперед смуты не было»[335]. Фискальный и полицейский интересы государства, которые должны были соблюдаться при наборе стрельцов (и казаков, которые к тому времени также ведались в Стрелецком приказе), в этой выдержке из царской грамоты просматриваются весьма и весьма отчетливо!

Впрочем, и про стрелецкий интерес власть тоже не забывала, И вот, к примеру, бежавший из крымского плена курский стрелец Васька Степанов сын Розинин бил в 1622 г. челом царю Михаилу Федоровичу, что-де был он, «холоп твой в полону — пятнадцать лет, у крымских людей живот свой мучил за тебя государя» и вышел из полона и вернулся домой, в Курский уезд, «к своему родимцу пожить на время, в поместье сына боярского Потапа Васильевича сына Овдеева», а этот сын боярский «у меня холопа твоего лошади и рухлядь отнял, и в железа меня сажал и на цепь сажал, а велит государь мне жить за собою в крестьянах потому, что нехотя моей рухляди мне отдати», тогда как ни он сам, ни «деды государь мои, и прадеды служили тебе государь в стрельцах с Курска, а в крестьянех ни за кем не бывали». В ответной царской грамоте, адресованной курскому воеводе С.М. Ушакову, предписывалось: «как к тебе ся наша грамота придет, и ты курченина Потапа Овдеива сыскав поставил перед собою с полонянником Ваською с очей на очи, — ив том в Васькине иску в двадцати рублях с полтиною их судил и сыски всякие сыскивал накрепко. Да [по] суду своему и по сыску меж ними управу учинил по-нашему указу безволокитно, а без сыску его во крестьяне Потапу не выдавал»[336]. Таким образом, воеводе наказывалось безволокитно (sic!) разобраться в деле и «учинить управу» Ваське Розинину, исходя из его реального социального статуса.