«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Судя по всему, поскольку первые стрельцы были «выборными» от пищальников, то и на первых порах топор для них был оружием хорошо знакомым и универсальным, а значит, и более популярным, если так можно выразиться. Сабля же как оружие статусное, оружие, отличающее служилого человека от посадского или крестьянина, появляется на вооружении стрельцов (московских в первую очередь) позднее, когда у стрельцов формируются свой «корпоративный» дух и четкое осознание своего более высокого социального статуса, нежели у тяглых «чинов» Московского государства. Впрочем, сосуществование сабли и топора в составе комплекта вооружения рядового стрельца вполне вероятно, учитывая разность их характеристик и боевой эффективности. В умелых руках боевой топор представлял собой более серьезное и грозное оружие, нежели сабля, в особенности когда речь шла о поражении одоспешенного неприятеля, да и «универсальность» топора, который мог выступать и в роли оружия, и в роли рабочего инструмента (в нашем случае — шанцевого) в отличие от сабли, также могла и должна была способствовать его распространенности. Не стоит забывать и о дешевизне топора по сравнению с другими видами «белого» оружия. Согласно данным приходно-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря, обычный рабочий топор в начале 10-х гг. XVII в. стоил 1–2,5 алтына[514]. Сумма, согласитесь, совсем небольшая, и, даже если предположить, что секироподобный топор был сложнее в изготовлении и требовал большего расхода материалов и труда, все равно его стоимость кратно не отличалась от цены обычного рабочего топора. Так или иначе, но боевой ли, «универсальный» ли — топор явно не относился к предметам роскоши[515].

С характеристики боевых и «универсальных» топоров, которыми могли пользоваться русские стрельцы во 2-й половине XVI — начале XVII в., мы и начнем. Российский археолог О.В. Двуреченский в своем исследовании, посвященном холодному оружию Русского государства позднего Средневековья — раннего Нового времени, попытался обобщить имеющиеся сведения о московских топорах, классифицировать их, определить предназначение каждого выделенного типа. Выделив 10 типов топоров, бытовавших в Русской земле в XV–XVII вв., он пришел к выводу, что к разряду боевых могут быть отнесены прежде всего топоры типов II и III, V и VI, а также тип VII. Развивая дальше свою концепцию эволюции боевых, «универсальных» и рабочих топоров в Русской земле, археолог отмечал, что сами по себе боевые топоры могут быть четко разделены на две основные группы. К первой (типы III и V) относятся топоры «небольших размеров на круглых в сечении топорищах, длина которых, по всей видимости, была от 350 до 550 мм». Эти топоры исследователь полагал кавалерийским, всадническим оружием, отмечая при этом, что к началу XVII в. они постепенно выходят из обихода. Небольшой и относительно легкий (вес топора составлял, судя по находкам, от 290 до 450 г), да еще и на коротком топорище, такой боевой топор, приспособленный для скоротечной конной схватки, был малопригоден для самообороны пехотинца[516]. Поэтому такие топоры явно не были в ходу у стрельцов (если только ими не пользовались стрелецкие головы и сотники).

Намного больший интерес вызывают топоры 2-й группы (VI, который, судя по находкам, имел ограниченное хождение и по времени, и по территории[517] и, если применялся, то пищальниками Северо-Запада, и VII). «Это крупные широколопастные (выделено нами. — В.П.) топоры, — отмечал О.В. Двуреченский в своем исследовании, — аналоги бердыша (выделено нами. — В.П.), которые изготовлялись преимущественно не как оружие наступления, каковым являлся всегда кавалерийский топор, а как преимущественно оружие защиты у стрельцов и иных воинов при «осадном сидении», защищающих гуляй-город, крепость, или у защищаемой огневой позиции во время полевого сражения»[518].

Характеризуя топоры VII типа, исследователь писал, что они «представляют собой широколопастные секиры с намеченной или ярко выраженной бородкой» с лезвием длиной 130–170 мм при ширине 210–250 мм и топорищем от полуметра до более чем метра (1200 мм) у сохранившихся экземпляров. «Перед нами типичное оружие пешего воина на длинной рукояти, аналогичное бердышу по функциональному назначению (выделено нами. — В.П.)…», — подытожил свои наблюдения О.В. Двуреченский[519]. Логично было бы предположить, что именно такие топоры на длинном древке, которые стрельцы носили за спиной (поскольку руки были заняты ручницей и фитилем), и наблюдал Дж. Флетчер, оставивший нам свое ставшее классическим описание московского стрельца.