Япония эпохи Мэйдзи

Их фанатичные нападки на туземный дух, туземную религию, туземный нравственный кодекс и даже на туземные одеяния и обычаи могут отчасти объяснить недавние демонстрации национального чувства самими японскими христианами. Некоторые из них выразили свое желание избавиться от присутствия чужеземных проповедников и создать новое особенное христианство, которое было бы преимущественно японским и существенным образом национальным по духу. Другие пошли намного дальше, требуя, чтобы все христианские школы при миссиях и церквях, а также иная собственность, ныне оформленная во владение (чтобы соблюсти или обойти закон) на японские имена, была передана японским христианам. Более того, в ряде случаев уже было решено передать школы при миссиях полностью под руководство японцев.

Я уже ранее писал о том восхитительном энтузиазме, с которым вся нация поддержала усилия и цели правительства в области образования[141]. Не меньше рвения и самоотречения было проявлено в оказании содействия правительственным мероприятиям в области самообороны. Поскольку сам император подал пример, передав значительную часть личных доходов на приобретение военных кораблей, никакого ропота не вызвал эдикт, потребовавший на те же самые цели десятую часть жалованья всех государственных служащих. Каждый армейский или флотский офицер, каждый профессор или учитель и почти все работники, находящиеся на государственной службе[142], вносят, таким образом, ежемесячный вклад на пользу военно-морской обороны. Министр, пэр или член парламента имеют в этом случае не больше привилегий, чем самый скромный служащий. Помимо этих взносов, установленных эдиктом сроком на шесть лет, щедрые пожертвования добровольно совершаются по всей империи богатыми землевладельцами, коммерсантами и банкирами. Ведь чтобы спастись, Япония должна быстро нарастить силу: внешнее давление на нее слишком велико, чтобы допускать возможность какого-либо промедления. Ее усилия почти неправдоподобны, но совершенно не исключено, что они будут успешны, хотя трудности на ее пути крайне велики, и она вполне может оступиться. Оступится ли она? Предсказать что-либо очень сложно. Но возможная будущая неудача едва ли будет результатом ослабления национального духа. Многим более вероятно, что это произойдет в результате политических ошибок — из-за безрассудной самоуверенности.

IX

Остается задаться вопросом, какова возможная судьба прежних представлений о нравственности в вихре всех этих заимствований, ассимиляций и противодействий. И я полагаю, что ответ отчасти содержится в следующей беседе, которая была у меня недавно с одним студентом университета.

Она записана по памяти и поэтому не совсем дословно, но представляет интерес, поскольку отражает мысли нового поколения — свидетелей исчезновения богов:

— Сэр, каково было ваше мнение о японцах, когда вы впервые прибыли в эту страну? Пожалуйста, будьте со мной вполне откровенны.

— О молодых японцах наших дней?

— Нет.

— Значит, вы имеете в виду тех, кто всё еще следует старинным традициям и придерживается старинных форм этикета — восхитительных стариков, таких как ваш бывший учитель китайского языка, который по-прежнему воплощает старый самурайский дух?

— Да. Господин А*** идеальный самурай. Я хочу сказать, что он именно такой.

— Я думал о них как о воплощении всего лучшего и благородного. Они казались мне подобием их собственных богов.

— И вы по-прежнему думаете о них так же хорошо?

— Да. И чем больше я наблюдаю японцев нового поколения, тем больше я восхищаюсь людьми старого.

— Мы тоже восхищаемся ими. Но как иностранец, вы также должны были заметить их недостатки.

— Какие недостатки?

— Недостатки в практических знаниях западного типа.

— Судить о людях одной цивилизации на основе стандартных требований другой, совершенно иной по своей организации, было бы несправедливо. Мне кажется, что чем совершеннее человек представляет свою собственную цивилизацию, тем больше мы должны ценить его как гражданина и как джентльмена. И если судить о японцах старого закала, полагаясь на их собственные стандарты, то они представляются мне почти идеальными людьми.

— В каком отношении?

— В отношении доброты, учтивости, героизма, самоконтроля, способности к самопожертвованию, сыновней почтительности, простоты веры и способности довольствоваться малым.

— Но достаточно ли этих качеств, чтобы обеспечить практический успех в новых условиях?

— Не вполне; но некоторые из них пригодились бы.

— Качества, необходимые для практического успеха в западной жизни, это именно те качества, которых не хватает старым японцам, разве не так?

— Думаю, что так.

— Наше старое общество воспитывало доброжелательность, учтивость и щедрость и учило жертвовать собственной личностью. Западное же общество воспитывает индивидуума путем неограниченной конкуренции — конкуренции в умении мыслить и действовать.

— Думаю, что это так.