Япония. Год в дзен-буддийском монастыре

О Питере я узнал позже. Когда-то он был солдатом и попал в Японию в составе американской оккупационной армии. Случайно встретил на улице дзенского учителя, и эта встреча произвела на него такое впечатление, что позднее он снова приехал в Японию. Как и я, он вошёл в ворота этого монастыря, хотя в отличие от меня уже знал настоятеля. Прожив в монастыре около года, он купил неподалёку от него дом и поселился там. На жизнь он зарабатывал играя на пианино и обучая пению, но каждое утро (для меня три часа утра были ещё серединой ночи) приходил к настоятелю и почти каждый вечер медитировал в монастыре. К моменту нашей встречи Питер уже десять лет учился у настоятеля и был очень продвинутым учеником.

Сначала я думал, что окажусь под его опекой, но на протяжении первого года почти его не видел. Приходя в монастырь, он направлялся прямо в зал, а после медитации уходил домой. Немало времени он проводил с настоятелем, но меня к нему в дом просто так не пускали. Настоятель принимал меня только в ранние часы, сразу после утренней медитации, это посещение было строго обязательным. Наставник сидел на возвышении, а ученик почтительно ему кланялся. Ничего личного в общении не было. Япония — страна внешних форм и строгих правил поведения. Иногда я случайно встречался с настоятелем в саду и при желании мог задать ему любой вопрос, но явиться к нему домой запросто, как это делали Питер и старший монах, я не имел права.

Поскольку говорили здесь только на японском, мне предстояло его изучить. Жившая по соседству женщина согласилась давать уроки, и ежедневно я час занимался с ней, а потом час или два делал домашнее задание. Постепенно я начал немного понимать по-японски, а заговорил на нём только через полгода, но говорить бегло и правильно так и не научился.

Первое занятие медитацией навсегда врезалось мне в память. Боль в теле началась уже через несколько минут. Бёдра дрожали, как скрипичные струны. Ступни превратились в горящие головешки. С трудом удерживаемая в вертикальном положении спина, казалось, сама собой раскачивалась и скрипела. Время текло невообразимо медленно. Ни о каком сосредоточении не было и речи, к тому же я не знал, на чём следует сосредоточиться, а просто сидел и ждал, когда же ударит колокол и мои мучения наконец прекратятся.

Впоследствии мне приходилось наблюдать за новичками, японцами и западными людьми, но не довелось увидеть никого, кто был бы таким неуклюжим, как я. Многим сразу же удавалось сидеть в равновесии, а мне понадобилось три месяца, чтобы перестать раскачиваться и научиться правильно складывать ноги. Худшее к тому времени было позади, однако мои страдания на этом не кончились, поскольку существуют разные виды страдания.

Медитация сложна для всех. Наша индивидуальность принуждает нас к активности: мы ходим туда-сюда, жестикулируем, что-то говорим, шутим, доказывая таким образом самим себе и окружающим, что существуем, что наша индивидуальность является чем-то значительным.

Нас пугает тишина, страшат свои собственные мысли, хочется послушать музыку или посмотреть фильм. Нам необходимо отвлечься, для чего мы наводим порядок, закуриваем, выпиваем, выглядываем в окно. Все эти занятия во время медитации отсутствуют.

В дзен-буддизме существует упражнение кинхин. Монахи, просидев неподвижно несколько часов, ходят по кругу, продолжая пребывать в медитации. Только старший монах, ответственный за это упражнение, следит за временем и за тем, куда он держит путь. Все остальные просто ходят за ним.

Когда я впервые принял участие в кинхине, я вынужден был покинуть круг и выйти из зала в сад. Я прислонился к дереву и смеялся до тех пор, пока у меня не потекли по лицу слёзы. Я, путешественник, битник (тогда ещё не было хиппи), свободный человек, ходил строем и отсчитывал время!